Дроу не любили округлости, было видно, что девчушка затравлена. Хотя, как по мне, очень милая.
Мне, наконец, выдали настоящую военную форму. Комплект разведчика. Это был комплект одежды их мягкой кожи, мягкие кожаные сапоги и легкий плащ с капюшоном.
Опознавательных знаков не было. Паучка пришлось прятать с внутренней стороны куртки. Я не боялся удара в спину, но все же хотел за собой оставить пару козырей. В состоянии мимикрии Карнаж работал как паучье чутье, и меня все устраивало.
— Звуки боя, в правом коридоре, — Алактон возник из облака тьмы, любил такие представления, сукан.
— Кто с кем?
— Гоблины. С кем сражаются, не увидел, решил, вместе посмотрим.
— Подождем пока кто–то победит?
Санька трусишка, с такой жопой не побегаешь, хехе.
— Подожди, можешь пока ужин нам приготовить, а мы пойдем, билеты в партер куплены, — я махнул клинками и беззвучно хихикая, пошел в указанном направлении.
А затем заметно похолодало. Настолько заметно, что яйца скукожились до размера очищенного фундука. Вокруг меня появилось кольцо льда, который рос и сковывал мои ноги.
— Ужин вам приготовить, Герой? — ух, Санька злицца.
— Ну если не умеешь, то хоть пельменей свари.
Оп юморист, пошутил не так и попал в блэк лист, хе.
Паучок забил в набат, лед уже начал сковывать горло. Холодно было настолько, что‑50 по цельсию в Туве моего детства вдруг стали казаться курортом. Хотя, знал бы — оделся теплее, как настоящий Сибиряк.
— Ссапиль, успокойся, он понял, — Алактон был весельчак, но не такой, как я. Для него не было ничего важнее миссии.
— Что–то я не слышала принесенных извинений.
Бум
Это тело Сашки глухо шлепнулось об пол. Лед ослаб, я напрягся и рывком освободил ногу и завалился на бок, лед треснул и освободил меня полностью.
— Фух, ну ты и устроила мне баню наоборот, подруга. Тебе разве не говорили, что сам погибай, а танка выручай? — я вставал, отряхиваясь и пытаясь призвать Демонову кровь, чтобы согреться. Выходило медленно, зубы предательски стучали.
— Что ты с ней сделал? — мне в горло уперлась гарда кинжала.
— Успокоил. И ты успокойся, пока я не решил, что ты тоже сам не в состоянии, — давно пора было прояснить кто тут самый конченый, демократия не эффективна.
— Она жива?
— Да, скоро встанет. И будет злая. Пойдем лучше на гоблинов посмотрим? Там сейчас безопаснее.
Алактон вернулся на свое место, кивнул и пошел первый. Я подождал секунду, пока Карнажик вернется и пошел за ним. Картина была прекрасная.
Я вошел в очередную пещеру, Алактон прыгал где–то рядом. Пещера была довольно большая, слева было возвышение вдоль стены, по нему я пробирался, приближаясь к вакханалии, что тут происходила.
Примерно два десятка гоблинов воевали с каким–то ящером, и уже тройка зеленых коротышек поплатилась за это жизнями, их трупы валялись растоптанные под ногами зверюги. Это был какой–то варан–переросток. Вдвое выше гоблинов, шкура блестит, отражая свет мха, массивный хвост и гребень как у крокодила.
— Василиск, — Алактон возник чуть позади меня и пригнувшись полз в мою сторону.
— Василиск? Они в камень не обращают взглядами?
— Обращают, но этот молодой совсем, не больше пары лет, не умеет еще.
— А мамку мы тут не встретим?
— Василиски не охраняют потомство, из всей кладки выживает тот, кто сожрет братьев и дальше самостоятельно добывает пищу.
— Жалко птичку, поможем?
— Хочешь перебить гоблинов? — Алактон уставился на меня как на дебила
— Ну да, Василиски же не нападают на дозоры, только выглядят страшно, — я пожал плечами.
Не знаю, мне больше нравилась зверюга, и я не хотел, чтоб ее сожрали эти зеленые утырки.
Я спрыгнул с уступа и направился к месту сражения, рисуя восьмерки клинками. Карнажик разделился, тень осталась при мне, а мой маленький герой побежал промеж ног дерущихся к василиску.
Куси птичку в глаз, чтоб не мешалась, шкура толстая.
Я поднял правую руку, давая Алактону сигнал ждать, и сам замедлился, напряженно наблюдая за своим питомцем. Паучок споро пробежал мимо всех коротышек, забрался на ящерку по лапе, добежал до морды, и цапнул прямо в глаз. Ящер на мгновение взвыл, а потом просто завалился на брюхо. Гоблины закричали, и было бросились к добыче, но вдруг самый быстрый упал замертво. Алактон начал свой танец, и мне пора.
— Эй, инопланетяне, я пришел с войной! — на меня обернулись охотники, ставшие добычей.
Мы довольно быстро справились. Все же драться, когда умирают противники не только и не столько перед тобой, сколько в задних рядах — гораздо приятнее и проще. По своему обыкновению, последняя пара гопников развернулась и побежала от меня. Одного я проткнул в спину, а второму василиск оторвал половину туловища одним укусом. И уставился на меня, мерно елозя хвостом по полу. Мышцы вдруг как будто налились тяжестью, мы смотрели друг другу в глаза.
Не умеет он, ага. Умеет, только пока не так силен.
— Значит так, птичка. Я тебя спас и в благородство играть не буду, — я убрал клинки в ножны, под удивленным взглядом вытянувшегося лица моего напарника, — сваливаешь по–быстрому и жрешь гоблинов с кобольдами, а нас не трогаешь.
Мы стояли так около минуты я, подняв руки, показывал василиску ладони. Демонстративно отступив на пару шагов. Он сверлил меня своими глазами. Затем тяжесть пропала, и ящер медленно начал отступать, я двигался синхронно с ним назад. Когда между нами было метров тридцать, ящер развернулся и дал деру в ближайшее ответвление.
— Ни разу такого не видел, — Алактон был впечатлен.
— Люблю зверушек, они лучше людей, — я пожал плечами и пошел осматривать поле боя.
— Ты оскорбил Ссапиль, она женщина, не простит. Мы должны ей подчиняться.
— У меня на родине говорят «Всем кому должен я уже простил», — проговорил я, отпинывая тело очередного гоблина.
— Что ты ищешь?
— Осмотрись, что видишь?
— Поле бо… это лагерь! Они не охотились на василиска, это он сюда пришел. Но зачем?
— Заблудился, или был слишком голоден, чтобы думать, — мне знакомо чувство, когда желание жрать сильнее брезгливости и даже инстинкта самосохранения.
Вы знали, что протухший лук из мусорки гораздо вкуснее протухшей картошки оттуда же? А я знаю. По себе.
Я разбирал тряпки, посуду, оружие. Гоблины были не в пример богаче тех, которыми верховодил наш камнеголовый друг. Наконец, я нашел, что искал.
— Это… ожерелье?
