Пуаро повернулся к двери.
– Джордж? – позвал он.
– Я здесь, сэр. – Слуга вышел вперед.
– Расскажите этим леди и джентльменам, каковы были мои инструкции.
– Я должен был спрятаться в шкафу в вашей комнате, сэр, положив предварительно коробочку туда, куда вы велели. Сегодня, в половине третьего, в комнату вошел мистер Трефьюзис и забрал ее…
– А в коробочке, – продолжил Пуаро, – лежала обыкновенная булавка. Я… мне всегда проще говорить правду. Я действительно поднял ее сегодня утром на лестнице. Как там у вас, англичан, говорится? «Если видишь ты булавку, подними ее скорей, день твой сложится удачней всех в году счастливых дней!» Вот мне сегодня и сопутствует удача – я нашел убийцу.
Он повернулся к секретарю.
– Теперь вы поняли? – мягко спросил он. – Вы сами себя выдали.
Неожиданно Трефьюзис не выдержал. Рыдая, он опустился на стул, закрыв лицо руками.
– Я был вне себя, – простонал он. – Вне себя! Боже, эту травлю и издевательства невозможно было выдержать. Годами я ненавидел и проклинал его.
– Я это знала! – воскликнула леди Астуэлл. Она вскочила, переполненная чувством триумфа. – Я знала, что это сделал вот этот человек!
– И вы были правы, – согласился с ней Пуаро. – Можно по-разному называть эти вещи, но факт остается фактом: ваша «интуиция» вас не подвела, леди Астуэлл. С чем я вас и поздравляю!
Четыре и двадцать черных дроздов
Эркюль Пуаро обедал со своим приятелем Генри Боннингтоном в ресторане «Галант Эндевор» на Кингс-роуд в Челси.
Мистер Боннингтон был большим поклонником «Галант Эндевор». Ему нравилась расслабляющая атмосфера заведения, подаваемая еда, которая была «настоящей» и «английской», а вовсе не «какой-то неразберихой на тарелке». Ему нравилось рассказывать людям, обедавшим с ним, где имел обыкновение сидеть Огастес Джон
[69], нравилось обращать их внимание на имена знаменитостей из мира изобразительного искусства в книге почетных гостей. И хотя сам мистер Боннингтон был начисто лишен художественной жилки, он умел гордиться способностями других.
Молли, благожелательная официантка, приветствовала мистера Боннингтона как старого друга. Она гордилась тем, что помнила предпочтения в еде всех своих постоянных клиентов.
– Добрый вечер, сэр, – сказала Молли, когда два джентльмена уселись за угловой столик. – Сегодня вам повезло: у нас индейка, фаршированная каштанами, – ваша любимая, не так ли? А еще у нас сегодня изумительный стилтон
[70]. С чего начнете, с супа или с рыбы?
Мистер Боннингтон задумался. Он предупредил Пуаро, изучавшего меню:
– Никаких ваших французских штучек. Добрая, хорошо приготовленная английская еда.
– Друг мой, – Эркюль Пуаро взмахнул рукой, – о большем я и не мечтал. Полностью полагаюсь на ваш выбор.
– Гм-гм, – ответил мистер Боннингтон и со всей серьезность подошел к решению стоявшей перед ним задачи.
Покончив с тяжелой проблемой выбора и разобравшись с вином, он со вздохом облегчения откинулся на спинку стула и развернул салфетку. Молли заторопилась на кухню.
– Хорошая девочка, – одобрительно сказал мистер Боннингтон ей вслед. – Когда-то была настоящей красоткой – все художники ее рисовали. Да и в еде она разбирается, а это гораздо важнее. Обычно женщины относятся к еде крайне небрежно. Многие из них, когда обедают с мужчиной, к которому неравнодушны, могут вообще не заметить, что едят. Просто заказывают первое, что попадется на глаза.
– C’est terrible
[71].
– Слава богу, что мужчины не такие! – самодовольно заметил мистер Боннингтон.
– И что же, мужчины никогда так не поступают? – В глазах Эркюля Пуаро промелькнул огонек.
– Ну, может быть, когда они еще слишком молоды, – уступил мистер Боннингтон. – Молодые щенки! Молодежь нынче везде одинакова – ни силы воли, ни стойкости. Я в молодежи не нуждаюсь, а она, – добавил он ради объективности, – не нуждается во мне. И возможно, она права! Но когда слышишь иногда, как разговаривают эти сосунки, можно подумать, что человек просто не имеет права жить после шестидесяти! Судя по их рассуждениям, начинаешь полагать, что некоторые из них готовы помочь своим престарелым родственникам покинуть этот мир.
– А возможно, – вставил детектив, – что и помогают.
– Должен сказать, Пуаро, у вас извращенный образ мысли. Вся эта полицейская работа подорвала вашу веру в человечество.
Маленький бельгиец улыбнулся.
– Tout de même, – заметил он, – было бы интересно составить таблицу случайных смертей в возрасте старше шестидесяти. У вас, уверен, возникла бы масса интересных мыслей.
– Вся проблема с вами состоит в том, что вы находитесь в постоянных поисках преступления, вместо того чтобы ждать, когда преступление найдет вас.
– Прошу прощения, – сказал детектив, – я кажется, перешел на, как вы говорите, профессиональные темы. Лучше расскажите мне, мой друг, как у вас дела? Как вы ощущаете себя в этом мире?
– С делами полная неразбериха! – воскликнул мистер Боннингтон. – Это сейчас главная проблема в мире. Слишком много неразберихи. И слишком много сладких речей. А сладкие речи помогают скрыть неразбериху. Как сильно приправленный специями соус помогает скрыть тот факт, что поданная вам рыба не лучшего качества… Дайте мне настоящее филе камбалы, и не надо никакого соуса.
Как раз в этот момент Молли поставила перед ним филе, и он довольно фыркнул.
– Девочка моя, а вы знаете, что мне надо, – заметил он.
– Но вы же часто бываете у нас, сэр. Так что я должна это знать.
– Так что, значит, люди всегда заказывают одно и то же? – спросил Пуаро. – Неужели никогда не хотят что-то изменить?
– Только не джентльмены, сэр. Леди любят разнообразие – джентльмены предпочитают постоянство.
– Ну, что я вам говорил? – проворчал Боннингтон. – Женщины абсолютно ненадежны во всем, что касается еды.
Он осмотрел сидевших в ресторане.
– А вообще мир – это веселое местечко! Видите вон того, странного вида джентльмена с бородой, в углу? Молли подтвердит, что он всегда приходит сюда по вторникам и четвергам. И делает это вот уже почти десять лет – он своего рода местная достопримечательность. И при этом никто не знает, ни как его зовут, ни где он живет, ни чем занимается. Когда задумываешься над этим – это кажется странным.
