И не узнают, подумал Куракин. Комиссию создал он и он же ее возглавляет, это был идеальный вариант. Вот если бы ее создали другие, возникли бы сложности, а так еще одна надежная крыша. В случае чего можно натравить ее на конкурентов по любому, даже пустяковому, поводу, чтобы получить преимущество или убрать кого-то с рынка прямиком на каторгу — а то распоясались Предтечи, официальное крыло даже пробило несколько законопроектов, позволяющих им самим заниматься исследованиями в области магии. Полудурки магические, только под ногами путаются, подумал он. Но ничего у них не получится, пока он, Куракин, древний волхв Родослав Курак, стоит у руля всей официальной волшбы Российской Империи, и пока у него есть Жезл Возмездия, основа его силы и власти. Который, как ни странно — ирония судьбы — был создан противниками волхвов, Крестителями, для поиска и уничтожения пришедших в этот мир волхвов.
— На основе намайненных заклинаний мы попытались создать систему поиска на основе интерференции магических полей… — и дальше Половинцева, его главного яйцеголового, понесло. У Куракина уши свернулись в трубочку, как кальмар в кипятке.
— Короче, профессор. Я понимаю, о чем вы говорите, но вникать сейчас ну вот не имею ни малейшего желания, — прервал его Куракин. — Результат?
— Мы можем определить, где сейчас находятся пришедшие в наш мир.
— С какой точностью?
— Ну учитывая расположение узлов и пучностей…
— Профессор! — рявкнул Куракин, теряя терпение.
— С точностью плюс-минус в радиусе ста верст.
— Сто верст??? Да вы издеваетесь!
— По крайней мере, мы теперь можем локализовать хоть кого-то.
— И? Кто где находится?
— Трое — в Российской Империи, один — в ОА, один в ВАС, и пятеро — в Японии. Но это не точно.
— Что значит «не точно»? Что вы мне мозги компостируете?
— На самом деле засечек еще больше, но они не подпадают ни под одни из известных. То есть вроде как они есть, но не из другого мира.
— Как такое может быть?
— Разбираемся, — развел руками профессор. — То есть жезл реагирует на них, но не так, как на пришельцев.
— Ладно, черт с вами, — оторвался Куракин от смотрового окна. — Дайте все М-последовательности, которые вы применили к жезлу. Надеюсь, хватило ума его не трогать?
— Нет-нет, — запротестовал Половинцев, — ни в коем случае! Мы помним запрет модификации артефакта и перешивать его бы не стали.
— Ну хорошо хоть так, — поморщился Куракин.
Теперь придется самому разбираться со схемами взаимодействия плетений, ища способ увеличить точность локации. А еще — придется напрямую подключиться к брейнфрейму через магоинтерфейс, разработанный для этой цели. Вот это было уже не очень хорошо — мозг внутри черного шкафа имел дурной характер. Ну еще бы, лиши его всех внешних раздражителей, всех органов чувств вместе с чувствами, запихни в коробку и заставь заниматься мыслительной работой на благо лично его, Куракина… Тем более, что при жизни они были смертельными врагами.
Чтобы в свое время реализовать разработки и сделать наконец брейнфрейм, обладающий небывалой вычислительной мощностью, нужна была самая малость — человеческий мозг. Причем мозг не обычного человека, а волхва. Но кто же добровольно пойдет на такое изъятие? Дураков нет. А вот приговоренных к смерти — полно. Но зачем же впустую переводить материал, отстреливая Предтеч, тем более талантливых? Комиссия по этике дала свое заключение, суд вынес смертный приговор, а дальше приговоренным дали право выбора. Либо смерть, либо существование в виде брейнфрейма, что было, пожалуй, похуже смерти. Наивные заключенные с радостью согласились на существование в виде мозга, не подозревая, что их ждет впереди…
Брейнфрейм с первого раза не получился — трое, продолжив существование в ничем, сошли с ума, один получил обширный инсульт, один впал в полнейшую кататонию, и лишь шестая попытка увенчалась успехом. Но этот мозг, хоть и работал как процессор, всеми фибрами оставшейся части души ненавидел своих поработителей, засунувших его в худшее пожизненное заключение из всех возможных. Но он работал, и Куракину приходилось уже с ним общаться. Один раз. Настолько ужасным было то место, в котором находился несчастный. Но Куракин туда только зашел и вышел, а мозг, лишенный всех раздражителей, кроме приходящих через нейроинтерфейс данных, находился в этом вечном ничто все время. А что хуже — он ничего не мог поделать, даже покончить с собой, возможности прекратить вечное существование не было. Хотя насколько вечное — еще вопрос, разработчики обещали работу мозга в номинальном режиме на полтораста лет, а в таком, экстремальном, с полным задействованием всей мощности лет на пятьдесят.
Куракин спустился на первый ярус, к бронированной сейфовой двери, сделавшей бы честь лучшим банковским хранилищам мира. Витязи из Тайного Приказа в полной экипировке и с оружием, дежурившие возле двери, отдали приветствие. Он посмотрел в окуляры замка, прислонил ладонь к панели доступа, и подождал несколько секунд. Короткий укол в ладонь заставил поморщиться — доступ включал в себя полную биометрию, не только отпечатки ладоней и радужки обоих глаз, но и отпечаток ауры, анализ крови на токсины и сильнодействующие вещества, и пробу ДНК. Все, чтобы подтвердить право войти в эту дверь, которое принадлежало лишь ему одному.
Наконец, система решила, что этого достаточно. С громким лязгом поочередно со всех четырех сторон убрались стальные ригели, натужно запели сервомоторы, и тяжелая многотонная дверь начала медленно приоткрываться. Куракин терпеливо ждал. Сам ведь создал эту систему защиты, перебдел, по принципу «ничто не слишком».
Ну вот, теперь можно и войти внутрь круглого белого зала. Он нажал несколько кнопок пульта на стене. Дверь начала закрываться, на смотровое окно вверху опустилась шторка, раздалось легкое шипение замкнутой системы вентиляции. Теперь он был полностью отрезан от внешнего мира, и случись что — никто не сможет прийти ему на помощь, это хранилище невозможно было взломать в разумное время. Даже со всеми технологиями и магией на это уйдут не часы — сутки.
Куракин подошел к шкафам брейнфрейма и похлопал по еле теплым полированным бокам. Работай, работай, — подумал он. Тем более, что больше тебе ничего и не остается, твоя нервная система теперь — кабель нейроинтерфейса, через который и отводятся продукты жизнедеятельности в виде обработанной информации. Но надо было выйти на разговор с брейнфреймом, при мысли об этом Куракин аж поежился. Он выдвинул откидывающийся из стены ложемент, открыл панель доступа с разложенными в ячейках коммуникационными девайсами. Нет, что-то нейроинтерфейс брейн-ту-брейн использовать не хочется, тем более технология экспериментальная. Если мозг машины подключится к его и сумеет утащить в свою реальность, то можно оттуда и не вернуться, или бессмысленно таращиться, свесив голову набок и пуская слюни всю оставшуюся жизнь. Пусть будет вариант «лайт» — лучше надеть виртуал. По крайней мере, он не дает прямую трансляцию нервных импульсов в мозг. Ничего, поговорит и через «четвертую стену», не все скоту масленица.
