Четырнадцать миллионов.
А Сэм даже не мог припомнить, чтобы раньше где-нибудь о них слышал.
— Еда почти готова, — сказал он.. И тут же горевший над нишей в стене огонек погас и из нее выскользнул поднос.
— Пахнет неплохо.
— Голод — лучший повар, — произнес Сэм, располагаясь с подносом прямо на полу.
— Как это все чертовски подозрительно, — проговорил Хуркос, набив полный рот синтемяса. — Ну хоть на чем-то должен быть торговый знак, хоть одно название фирмы должно же быть где-то написано. — Он помолчал немного, задумчиво пережевывая пищу, и вдруг воскликнул:
— Еда!
Хуркос так резко вскочил, что чуть не опрокинул на себя обед, причем совершенно напрасно. Сэм жестом усадил +++++ обратно.
— Я уже смотрел. Контейнеры под синтезатором, в которых находятся запасы продовольствия, немаркированы.
Хуркос, нахмурившись, снова сел.
— Раз так, давай подытожим, что нам известно. Во-первых, лага нет. Во-вторых, нигде на корабле нет ни торговой марки, ни штампа изготовителя, ни номера партии. В-третьих, ты не помнишь, что было с тобой вплоть до сегодняшнего утра. В-четвертых, хотя память и подводит тебя в отношении твоего собственного прошлого, ты тем не менее знаешь об основных моментах в истории Империи, в истории человечества. Правда, в твоей памяти есть кое-какие пробелы. Про искусственные утробы, например, и про нас, +++++.
— Согласен, — кивнул Сэм, отставляя еду и вытирая рот.
— В чем дело? Ты почти ничего не съел.
Сэм поморщился и неопределенно махнул рукой.
— Не пойму, что со мной. Боюсь я есть. Хуркос опустил глаза, поглядел на свой поднос и, на мгновение перестав жевать, переспросил:
— Боишься?
— Я смутно боюсь.., непонятно чего.., потому что...
— Продолжай!
— Потому что ее готовили машины. Еда ненатуральная.
Хуркюс сглотнул.
— Вот тебе и в-пятых. Ты боишься машин. Мне это уже приходило в голову — судя по твоей реакции при виде роботов-хирургов.
— Но я же умру с голоду!
— Сомневаюсь. Для поддержания сил ты съел достаточно. Просто не будешь толстеть.
Сэм собрался что-то сказать, но в тот самый момент, когда слова были готовы сорваться у него с языка, он почувствовал, как голова у него разрывается от грохота, потрясшего каждый миллиметр его тела и души. Он раскрыл рот, пытаясь закричать. В голову ему ударила пенящаяся, шипящая, сумасшедшая лавина хаотичного шума. Он смутно понимал, что Хуркос продолжает с ним разговаривать, но ничего не слышал.
Все, что было вокруг, даже сам корабль, сделалось далеким и нереальным. В голове у него продолжала грохотать безумная какофония звуков. Он совершенно перестал осознавать, что происходит, для него существовал только этот рокочущий диссонансом гул. Он поднялся с пола, нашел кресло и пристегнул ремни.
Рядом с ним стоял Хуркос и, по-видимому, что-то ему кричал. Но Сэм ничего не слышал.
Ничего, кроме грохота, сотрясавшего все его существо.
Он увидел, что +++++ на бегу заворачивается в матрас из флексопласта, который они сняли с хирургического стола. Сэм решил, что, поскольку второго кресла пилота нет, матрас, если в него, как в защитную оболочку, полностью завернуть +++++, послужит ему превосходной заменой.
Сэм нажал на рычаги ручного управления, придавив их к полу... Корабль рванулся в гиперпространство.
Из матраса раздавались крики Хуркоса.
Корабль взвыл.
Сэм откинулся на спинку кресла. Корабль с невероятной быстротой вошел в гиперпространство. И с чем-то столкнулся...
Глава 4
Как только Сэм вывел корабль из гиперпространства в Свободный Космос, грохот в его голове затих. Он снова владел своим телом.
Корабль дрожал и раскачивался после столкновения. Хуркос, завернутый в флексопластовый матрас, катался по полу, словно мячик отскакивая от стен.
Сэм вдруг припомнил, что они обо что-то ударились, и выглянул в иллюминатор, за которым чернело пустое пространство Свободного Космоса. Спереди и чуть слева, так близко, что почти можно было до него дотронуться, висел другой корабль. Наверное, всего лишь в миле от них. Они чуть было не столкнулись корпусами! Сэм включил внешнюю радиосвязь и попытался наладить контакт с другим судном, но ответа не получил.
— Какого черта ты это сделал! — крикнул Хуркос, который освободился наконец от флексопласта и, пошатываясь, поднялся на ноги.
Сэм расстегнул ремень и тоже встал. Он чувствовал, что его сейчас вырвет, но подавил позыв.
— Я не знаю! Я просто потерял контроль над собой и ничего не соображал. Кто-то приказал мне взять курс на столицу.
— На Надежду?
— Да. Он приказал мне взять курс на Надежду через гиперпространство. Спорить было невозможно.
Хуркос потер руку, на которой красовался синяк, потому что он не успел вовремя завернуть ее во флексопласт.
— Ты узнал этот голос?
— Это был не совсем голос. Он больше был похож на.., ну...
Внезапно раздался громкий стук.
Они кинулись туда, откуда слышался звук, и увидели у иллюминатора фигуру в скафандре, колотившую кулаком по стеклу. Находившийся снаружи человек был огромен — ростом никак не меньше шести футов шести дюймов и весом не меньше ста шестидесяти фунтов.
— Откройте и впустите меня! — орал он. Внешний звук на скафандре был включен на полную мощность. — Пустите, а то я разнесу вашу посудину на кусочки.
Мощное телосложение и написанный на лице праведный гнев не оставляли сомнений, что он и в самом деле в состоянии осуществить эту угрозу.
— Он, должно быть, с того корабля, — сказал Хуркос, открывая наружные двери Мусорщика, которые служили герметической шлюзовой камерой.
Фигура передвинулась от экрана ко входу. Они напряженно ждали, пока камера закрылась, давление в ней сравнялось с давлением внутри корабля, и затем отворилась дверь в полу.
Если незнакомец при взгляде через иллюминатор выглядел впечатляюще, то, появившись в рубке, где голова его находилась в опасной близости от потолка, он имел прямо-таки устрашающий вид. Он снял гермошлем, и на Хуркоса с Сэмом выплеснулись потоки изощренной брани. Глаза великана словно капельки раскаленной плазмы выделялись на пылавшем яростью лице. Его светлые волосы пребывали в жутком беспорядке — всклокочены и перепутаны так, что их, видимо, расчесать уже было невозможно.
— Кто вы, черт возьми, такие — идиоты, что ли? Идиотов же больше нет в нашей цивилизации. Вам что — не говорили? Вы же единственные в своем роде, и надо же — я встретился с вами в этой пустоте, в которой — по всем правилам и законам — мы и вообразить бы не могли о существовании друг друга!
