Из этого «Нью-Йорк Таймс» сделала следующий вывод: «Многие западные официальные представители считают, что Москва действительно встревожена перспективой усиления военного могущества Западной Германии. Но они добавляют, что еще неизвестно, достаточно ли встревожен Советский Союз, чтобы пойти на какие-то уступки в отношении Берлина, которые могли бы привести к новым мерам для укрепления европейской безопасности»
[234]. Иными словами, угрозой ядерного вооружения ФРГ СССР можно «дожать», и он откажется от своих требований в Берлине.
В день, когда проходила вторая встреча Добрынин-Раск, т. е. 12 апреля, Дж. Хайтауэр напомнил, что она должна была состояться на неделю раньше, но была перенесена, и выразил мнение, что атмосфера на советско-американских предварительных переговорах складывается не самая благоприятная. Появились признаки того, писал он, что «поиски соглашения, вероятно, усложняются»
[235].
Встреча 12 апреля стала 25-й неофициальной встречей по Берлину между представителями СССР и США за 20 месяцев. Она продолжалась 1 час 20 минут. Главная цель встречи была определена американской стороной как попытка сохранить открытыми линии коммуникаций. В ее официальном отчете говорилось: «Никаких существенных изменений». США, как это случалось и раньше, перевели разговор с германской проблемы к опасному положению в Лаосе. Добрынин заверил Раска, что сообщит в Москву об опасениях Вашингтона. Раск ожидал устного повторения недавнего протеста СССР против создания атомных сил НАТО. Но этот вопрос был затронут только кратко, поскольку Раск уведомил Добрынина, что ответ Вашингтона на советскую ноту от 8 апреля будет передан в ближайшее время
[236].
Сообщалось также, что стороны согласились публично заявить о том, что их беседу о Берлине следует рассматривать как «зондирующую» и «предварительную». Одновременно была достигнута договоренность о новой встрече, но время ее проведения не уточнялось. Ознакомление с материалами второй встречи побудило Френкела озаглавить статью о ней «Переговоры между США и Советским Союзом о Берлине не приносят никаких существенных изменений»
[237].
Никаких существенных изменений не произошло и в ходе последующих советско-американских контактов. Заслуживает внимания заявление Хрущева А. Гарриману 26 апреля 1963 г., которое со ссылкой на американские источники приводит Г. Веттиг. Советский лидер высказал в отношении Берлина мнение, что город «недолго останется источником для какого-либо беспокойства», так как социалистические страны благодаря стене добились большего, чем получили бы благодаря мирному договору. СССР, сказал Хрущев, старается добиться урегулирования только с целью внести вклад в смягчение напряженности. В существующей ситуации ничего не изменилось бы, кроме того, что оба немецкие государства получили бы легитимность
[238].
Нельзя не согласиться с мнением Веттига, согласно которому «уменьшение интереса к осуществлению требований по Берлину не означало отступления (Хрущева — Р. Д.) от бескомпромиссной позиции. Напротив, советский лидер сделал вывод, что освобождение от давления, связанного с необходимостью обязательно добиться результата, позволяет ему занимать по-настоящему непреклонную позицию. Одновременно он объявил несущественным берлинский конфликт, который, как ему казалось, все равно не давал никакого шанса на согласие»
[239].
Берлинский вопрос обсуждался также на встрече А. А. Громыко с Д. Раском, состоявшейся 10 октября 1963 г. Какого-либо сближения позиций сторон на этой встрече достигнуто не было
[240]. Подтвердился вывод, сделанный М. Френкелом еще в апреле: «Соединенные Штаты неизменно проявляют готовность рассмотреть вопрос о формальной перемене флага, если только это не нарушит их свободу действий в Западном Берлине и не потребует того, чтобы права Соединенных Штатов утверждались в Организации Объединенных Наций»
[241]. В то же время советская сторона не отказалась от требования, чтобы войска западных держав в Берлине не просто сменили флаг над своими казармами, но и на деле перешли бы под командование ООН. Ее курс в берлинских делах определялся бы Советом Безопасности, в котором Советский Союз располагал правом вето.
Вскоре после этого стало очевидным, что СССР заморозил свои берлинские требования. Он отказался назвать сроки урегулирования, и лишь в конфиденциальных беседах советские руководители говорили, что западные державы допустили бы ошибку, если бы «бесконечно оттягивали решение»
[242]. Фактически, однако, СССР и США были теперь едины в том, что нужно исключить эскалацию напряженности в Берлине, потому что это было необходимой предпосылкой для конструктивных переговоров по другим неотложным вопросам.
Убийство Кеннеди 22 ноября 1963 г. потрясло Хрущева. Он верил в его переизбрание в 1964 г. на новый президентский срок и надеялся на то, что с ним ему удастся договориться по ряду международных проблем, в том числе, возможно, и по Берлину. В отношении же его преемника Л. Джонсона Хрущев таких планов не строил.
Вместе с тем СССР пытался оказать давление на США, создавая им трудности в использовании коммуникаций, ведущих в Западный Берлин. До осени 1963 г. масштабы помех, создаваемых советскими военными властями, были незначительными, и США не придавали им большого значения. Осенью, однако, положение изменилось: СССР перешел к созданию серьезных помех на путях следования западных военных конвоев. В частности, 10 октября 1963 г. американская военная колонна была остановлена советскими военнослужащими на контрольно-пропускном пункте Мариенборн. Инцидент оказался настолько серьезным, что Раск обсуждал его с Дабрыниным, а Кеннеди — с Громыко
[243].
Не менее серьезный инцидент произошел у КПП в Мариенборне 4 ноября 1963 г. Согласно версии, распространенной западными средствами массовой информации, конвой США был заблокирован советскими военнослужащими, американцы в ответ начали разворачивать лагерь обеспечения, который позволял бы им оставаться в Мариенборне длительное время. Советское руководство не ожидало такого расширения конфликта, и через 41 час блокада пути следования американского конвоя была снята
[244].
Высшие советские инстанции уделили инциденту, происшедшему 4 ноября, исключительное внимание. В частности, он был рассмотрен в ЦК КПСС, который в соответствии с предложением А. А. Громыко и министра обороны СССР Р. Я. Малиновского принял следующее решение:
