Иного мнения по этому вопросу придерживались западные державы. Как сообщал Усыченко, в конце апреля в Бонне стало известно, что они высказали возражения относительно намерения Герстенмайера созвать пленарное заседание бундестага в Западном Берлине в мае 1963 г
[277]. В печати публиковались сведения о том, что эти возражения были высказаны в письменной форме министерству иностранных дел ФРГ. Сообщалось также, что английский посол в Бонне Ф. Робертс информировал о возражениях западных держав лично Герстенмайера
[278].
Характер этих возражений в печати не раскрывался, однако в кругах, близких к МИД ФРГ, указывали, что три державы более решительно, чем это делалось прежде, выступили против созыва заседания бундестага в Западном Берлине. Вследствие этого 26 апреля 1963 г. на совещании Герстенмайера с лидерами парламентских фракций ХДС (Г. фон Брентано), СДПГ (Э. Олленхауэр) и СвДП (Э. Менде) было решено отказаться от проведения в ближайшее время заседания бундестага в Западном Берлине. Хотя в опубликованном после совещания заявлении для печати говорилось, что «бундестаг будет и в будущем проводить свои пленарные заседания в Берлине», срок такого заседания, однако, не устанавливался
[279].
По мнению Усыченко, действия западных держав вызвали болезненную реакцию в бундестаге, особенно во фракциях СДПГ и СвДП.
В парламентских кругах этих партий заявляли, что западные державы частично отказались от статус-кво в Берлине и что если они и в будущем будут поступать подобным образом, то данное решение можно считать «началом капитуляции по частям»
[280]. Опасаясь возражений западных держав против проведения таких заседаний также и в будущем, СДПГ и СвДП подчеркивали, что, как сказал Олленхауэр, парламент ФРГ имеет право «в любое время собраться на заседание в Берлине»
[281].
В отличие от политических партий, правительство ФРГ вело себя сдержанно и, не желая осложнять излишней полемикой отношения с западными державами, воздержалось от публичных заявлений. Министр иностранных дел ФРГ Г. Шредер ограничился тем, что проинформировал внешнеполитический комитет бундестага о позиции США, Англии и Франции
[282]. В печати сообщалось, что МИД ФРГ, ссылаясь на советско-американские контакты, высказывал сомнения относительно целесообразности проведения заседания бундестага в Западном Берлине в мае 1963 г. Позднее также и Герстенмайер высказал мнение, что пленарное заседание «не должно быть „искрой для пороховой бочки“ и наносить ущерб проходящим зондирующим переговорам между США и СССР»
[283].
Оценивая действия США, значительная часть западногерманской печати исходила из того, что Вашингтон воздерживался от любых шагов, которые могли помешать успеху зондирующих переговоров с СССР. «Выдвижение западными державами „веских оснований“ против заседания бундестага в Западном Берлине и согласие с этим Бонна, — сообщал в МИД СССР Усыченко, — комментировалось в печати как подтверждение того, что США в настоящий момент не желают осложнять отношения с Советским Союзом в германских делах»
[284].
Таким образом, главной причиной отказа от планировавшегося заседания бундестага стала позиция США. Вашингтон учитывал мнение СССР по этому вопросу, и в его планы не входило обострение советско-американских противоречий в Берлине. Такой финал истории с планировавшимся заседанием бундестага советская дипломатия по праву могла рассматривать как свой локальный успех.
Советскому Союзу не всегда удавалось предотвращать крупные акции ФРГ в Западном Берлине. В частности, ему не удалось воспрепятствовать проведению там 1 июля 1964 г. выборов федерального президента, хотя правительство СССР протестовало против этого. В его нотах правительствам трех западных держав от 25 июня 1964 г. содержался самый жесткий вариант стандартных обвинений ФРГ в реваншизме, стремлении к ревизии итогов второй мировой войны и т. д. Правительство СССР напоминало, что оно взяло на себя обязательства по обеспечению безопасности границ ГДР и предупредило западные державы, что, поддерживая действия ФРГ в Западном Берлине, они берут на себя ответственность за вытекающие из этого возможные последствия
[285]. Вероятно, направляя ноту, советское руководство знало, что она ничего не изменит и что вопрос о выборах президента ФРГ уже решен, но еще один протест против действий ФРГ в Западном Берлине не считало лишним.
Новая советская концепция, согласно которой Западный Берлин являлся самостоятельной политической единицей, не предполагала, в отличие от предыдущей, ни вывода войск США, Англии и Франции из Западного Берлина, ни замены их войсками под флагом ООН. Если идея создания «демилитаризованного вольного города» была нацелена на выдавливание западных держав из Западного Берлина, то концепция «самостоятельной политической единицы» предполагала свертывание федерального присутствия в городе, вплоть до сведения его к нолю.
Вместе с тем советское наступление на федеральное присутствие в Западном Берлине было косвенно направлено также и против позиций западных держав в этом городе. Как вполне обосновано подчеркивал Г. Веттиг, тезисом, что связи Западного Берлина с ФРГ не имеют правовой базы и незаконны, советское руководство «ставило под сомнение легитимность западного оккупационного режима. В основе осуществлявшихся западногерманской стороной в городе прав лежали полномочия, полученные от западных держав. Оспаривание законности этих прав равнялось поэтому оспариванию законности полномочий, на которых они основывались. Если западные державы были не в праве уполномочивать Федеративную Республику на выполнение функций в Западном Берлине, это означало, что они не располагали необходимой для этого оккупационно-правовой компетенцией. Из аргументов Кремля можно было понять, что она могла бы быть установлена только с согласия СССР как четвертой оккупационной державы»
[286].
С другой стороны, эти выводы из советской правовой позиции не нашли отражения даже в выступлениях руководителей СССР. «Кремль явно старался избежать любого намека на то, что ставится под сомнение западная позиция. Хрущев отказался требовать отмены оккупационного права»
[287].
Именно поэтому, по мнению Веттига, Абрасимову «была предоставлена Кремлем до тех пор не признаваемая должность верховного комиссара. Тем самым московское руководство принципиально признало права четырех держав, существование которых с ноября 1958 г. ставилось под сомнение. Они должны были, однако, распространяться уже не на Большой Берлин, а только на западные секторы». СССР претендовал теперь на роль одной из четырех оккупационных держав в Западном Берлине, хотя эта претензия и не высказывалась открыто. Показательно и то, что советская сторона снова начала считать право западных держав на доступ в Западный Берлин юридически обоснованным, а требование ГДР о неограниченном суверенитете на транзитных путях больше не находило в Москве поддержки
[288].
