Различия в подходах СССР и ГДР к соглашениям о пропусках были связаны с разным видением советским и восточногерманским руководством будущего Западного Берлина. Как справедливо отмечал А. М. Филитов, внешне могло создаться впечатление, что Ульбрихт был более осторожен, чем Хрущев, менее склонен к авантюрам. Но «при более внимательном рассмотрении картина меняется на противоположную: „вольный город“ не устраивал его (Ульбрихта — Р. Д.) потому, что он хотел просто включить Западный Берлин в ГДР»
[295]. Так как СССР в 1963–1964 гг. постепенно снял с повестки дня вопрос о «вольном городе», первопричина различий в подходах к соглашениям о пропусках со временем сошла на нет, и речь в дальнейшем могла идти лишь о том, каким должен быть баланс взаимных уступок сената и правительства ГДР. Советская дипломатия продолжала «подталкивать» ГДР к более умеренному курсу в этом вопросе.
* * *
Уже через пять месяцев после возведения Берлинской стены появились признаки того, что у Хрущева нет намерений заключать германский мирный договор и таким путем «нормализовать положение в Западном Берлине». На заседании Президиума ЦК КПСС 8 января 1962 г. он заявил, что не видит особых выгод, которые принесло бы Советскому Союзу подписание германского мирного договора. Перейдя к образным выражениям, Хрущев сказал далее, что в условиях открытых границ с ГДР Западный Берлин представлял собой кость, которая «давала довольно воспалительный процесс в нашем горле. Когда мы стену закрыли, мы эту кость вынули и всадили своему врагу, и теперь эта кость работает не против нас, а за нас»
[296].
Что касается ГДР, то в концепцию «самостоятельной политической единицы» входили компоненты, которые делали ее активным игроком на берлинском поле: ведь многие практические мероприятия по пресечению акций ФРГ в Западном Берлине могли быть осуществлены только властями ГДР. Среди них — запрет проезда по территории ГДР министрам правительства ФРГ, депутатам бундестага и другим западногерманским политикам и чиновникам. В последующие годы ГДР не раз прибегала к подобным мерам.
Добившись решения главной проблемы — пресечения массового бегства в Западный Берлин, ГДР теперь могла сосредоточиться на вопросах внутренней стабилизации и на шагах, которые вели бы ее к признанию международным сообществом де-факто и де-юре. Начинать этот процесс рациональнее всего было с Западного Берлина. Концепция самостоятельной политической единицы в полной мере соответствовала политике прямых переговоров между правительством ГДР и западно-берлинским сенатом. Вместе с тем новая концепция позволяла советской дипломатии эффективно воздействовать на руководство ГДР, если требовалось побудить его к более сдержанному курсу по отношению к Западному Берлину.
Для США, Англии и Франции первостепенное значение имело то, что СССР больше не требовал немедленного вывода их войск из Западного Берлина. Новая советская концепция не ставила под вопрос право западноберлинцев свободно выбирать свой социально-экономический и политический строй, что тоже соответствовало представлениям западных держав о будущем города. И хотя СССР скрыто претендовал на роль одной из четырех оккупационных держав в Западном Берлине, взгляды сторон сблизились — ведь Советский Союз больше не оспаривал права США, Англии и Франции на присутствие и доступ в Западный Берлин. Советский Союз перестал также поддерживать претензии ГДР на полный суверенитет над коммуникациями, ведущими через ее территорию в Западный Берлин.
Новая советская концепция привлекла к себе пристальное внимание западногерманской общественности. Значительная ее часть считала, что руководство Хрущева просто перешло к тактике «скрытого давления» на Западный Берлин, стремясь к осуществлению своих прежних целей как в этом городе, так и во всей Германии. Более того, с этой точки зрения новая советская концепция по-прежнему была направлена на то, чтобы ослабить в Западном Берлине позиции не только ФРГ, но и западных держав. Подобного мнения придерживалось и правительство Л. Эрхарда, пришедшее к власти в Бонне в октябре 1963 г. С другой стороны, смена советской концепции усиливала позиции тех кругов ФРГ, которые выступали за пересмотр ее «восточной политики» и за новые подходы к проблеме объединения Германии. Это повышало шансы Брандта в борьбе за пост канцлера ФРГ.
С принятием новой советской концепции сенат Западного Берлина мог вздохнуть свободнее — непосредственная угроза радикальных перемен в городе отпала. Это обстоятельство было очевидным, несмотря на все разговоры о том, что СССР, как и раньше, стремится к вытеснению из Западного Берлина как трех западных держав, так и ФРГ, но использует теперь для этого обходные пути.
В целом выдвижение новой концепции делало политику СССР в отношении Западного Берлина более уравновешенной и предсказуемой. Это повышало вероятность новых переговоров с западными державами по всему комплексу берлинских дел, которые по-прежнему занимали важное место в отношениях между Востоком и Западом.
Глава II. Противостояние в Берлине (1965–1968 гг.)
2.1. «Малый берлинский кризис» 1965 года
Отставка Н. С. Хрущева и приход к власти в Кремле руководства Л. И. Брежнева не привели к немедленной и кардинальной перемене курса СССР в западноберлинском вопросе, хотя этот курс стал более сбалансированным и уравновешенным. Острие копья советской политики в берлинских делах было направлено, как и в последние месяцы «позднего Хрущева», против федерального присутствия в Западном Берлине. Правительство Л. Эрхарда, наоборот, стремилось расширить это присутствие везде, где только было возможно. Три западные державы, в целом одобряя курс ФРГ в берлинских делах, проявляли сдержанность и осторожность, заботясь прежде всего о собственных позициях в Западном Берлине. Они воздерживались от любых шагов, которые могли бы поставить под вопрос правовые основы их пребывания в городе. Поэтому «чрезмерная интеграция» Западного Берлина в состав в ФРГ, как и «чрезмерное присутствие» Федеративной Республики в городе, вряд ли могли стать реальностью. Вопрос, однако, заключался в том, где проходила допустимая граница интеграции Западного Берлина в ФРГ и присутствия Западной Германии в Западном Берлине, и кто имел право эту границу определять.
Таково было положение дел к 1965 г. Новые советские руководители, пришедшие к власти в середине октября 1964 г., редко говорили о Западном Берлине. Что касается Брежнева, то он возглавлял советскую партийно-правительственную делегацию на торжествах, посвященных 15-й годовщине образования ГДР. Выступая с большой речью на торжественном заседании, состоявшемся в Берлине 6 октября 1964 г., за неделю с небольшим до его избрания Первым секретарем ЦК КПСС, Брежнев в традиционном для советского руководства стиле заявил, что существующие на немецкой земле противоречия можно разрешить «только одним путем — заключить германский мирный договор и нормализовать на его основе положение в Западном Берлине»
[297].
