Брежнев упомянул о проблеме Западного Берлина и в другом контексте. «Реваншистские силы Западной Германии, — сказал он, — до сих пор не могут переварить события 13 августа 1961 г. — того дня, когда ГДР взяла под охрану свою границу с Западным Берлином. Говорят даже, что после этих событий суеверные люди на Западе почувствовали еще больший страх перед числом 13. Ну, а для трудящихся ГДР и всех ее друзей — это счастливая дата. В этот день всему миру, даже тем, кто пытался встать спиной к действительности, стало ясно: Германская Демократическая Республика — хозяин в своем доме и, как каждое суверенное государство, имеет право оберегать свои границы»
[298].
Такой экскурс в недавнее прошлое понадобился, вероятно, для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что ГДР не только суверенное государство, но и равноправный партнер на международной арене. Это подтверждается словами Брежнева: «Советский Союз полностью поддерживает выдвинутую ГДР программу нормализации отношений между двумя германскими государствами. Согласие между немцами не только необходимо, но и возможно. Это доказывает и недавно достигнутая между правительством ГДР и сенатом Западного Берлина
[299] договоренность о пропусках для жителей Западного Берлина, желающих посетить своих родственников в столице ГДР»
[300]. Слова Брежнева можно было оценивать либо как дежурную фразу, либо как подтверждение неизменности курса СССР в берлинских и германских делах в целом. Во всяком случае, в них не было ничего такого, что свидетельствовало бы о тайных замыслах или намерении СССР перейти в «политическое наступление» в Берлине. После этого выступления Брежнев почти полгода, вплоть до апреля 1965 г., в своих публичных выступлениях не затрагивал западноберлинский вопрос.
Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин впервые после назначения на этот пост упомянул о Западном Берлине только 1 марта 1965 г. В речи на приеме, устроенном в Лейпциге послом СССР в ГДР, он сказал: «ГДР твердо стоит на позициях скорейшего осуществления германского мирного урегулирования и нормализации положения в Западном Берлине. Эти усилия высоко оцениваются другими народами и встречают с их стороны активную поддержку»
[301]. На первый взгляд казалось, что это дежурная фраза, перекочевавшая в 1965 г. из времен Хрущева. Но это было не совсем так. Косыгин говорил о германском мирном урегулировании и нормализации положения в Западном Берлине, а не о нормализации положения городе «на основе германского мирного урегулирования». Это не было случайностью или словесной эквилибристикой. Формулировка Косыгина позволяла предположить, что нормализация положения в Западном Берлине и вокруг него возможна и не «на основе» германского мирного урегулирования, под которым в то время подразумевалось заключение мирного договора только ГДР с СССР и другими социалистическими государствами.
В официальных документах МИД СССР конца 1964 — начала 1965 г. Западный Берлин упоминался редко; принципиальных изменений в изложении советской позиции по Берлину не было. В идентичных по содержанию нотах МИД СССР от 31 декабря 1964 г., направленных посольствам США и Англии в Москве, содержалась стандартная фраза о «несостоятельности и неправомерности притязаний ФРГ распространять действие (заключаемых ею — Р. Д.) международных соглашений на Западный Берлин, который является фактически отдельной политической единицей и никогда не входил и не входит в состав ФРГ». Политика ФРГ в отношении Западного Берлина характеризовалась как «опасный реваншистский курс»
[302].
Показательно и то обстоятельство, что в коммюнике совещания Политического консультативного комитета государств — участников Варшавского договора, состоявшегося 19–20 января 1965 г., выражалась поддержка усилиям, направленным на достижение германского мирного урегулирования, но о Западном Берлине не говорилось ни слова
[303].
Отсюда делался вывод, что в берлинских делах советская дипломатия взяла тайм-аут. Если это итак, то длился он недолго. 15 марта 1965 г. в Бонне было объявлено, что власти ФРГ намечают провести 7 апреля 1965 г. в Западном Берлине пленарное заседание бундестага, а также заседания его комитетов и фракций. Советское посольство в ГДР еще до этого обладало информацией о возможности проведения такой акции. В архивном фонде посольства собрано значительное количество материалов, преимущественно из средств массовой информации ФРГ, позволяющих восстановить картину подготовки заседания бундестага и контрмер СССР и ГДР
[304].
Ранее бундестаг с разрешения западных держав четырежды собирался в Западном Берлине (октябрь 1955, 1956, 1957 и 1958 гг.). Трижды в Западном Берлине проводились выборы президента ФРГ (в 1954 г. переизбрание Т. Хейса, в 1959 г. — избрание Г. Любке, в 1964 г. — переизбрание Любке). В городе регулярно проводились заседания комитетов и правлений фракций бундестага, правящий бургомистр Западного Берлина в качестве члена бундесрата эпизодически осуществлял обязанности главы государства. В 1959 г. западноберлинским депутатам было предоставлено право голосования на федеральных собраниях по выборам президента ФРГ. Пребывание федерального президента в Западном Берлине стало регулярным и его начали считать привычным. Обыденным явлением стали и визиты на берега Шпрее канцлера ФРГ
[305].
В течение многих лет руководство В. Ульбрихта мирилось с заседаниями бундестага в Западном Берлине, не возражая против них или ограничиваясь бумажными протестами. Более того, в 1955 г., когда бундестаг впервые собрался в этом городе, центральный орган СЕПГ газета «Нойес Дойчланд» писала: «Мы приветствуем, что депутаты бундестага, наконец, нашли путь в Берлин»
[306]. В январе 1958 г. ведущий специалист по государственному праву ГДР Г. Крегер
[307], которого считали рупором Ульбрихта, заявил, что весь Берлин уже с 1945 г. «входил в состав советской зоны оккупации»
[308]. Вслед за ним эту же точку зрения выразили ученые из ГДР Г. Лингер, Г. Манншатц, X. Берл и другие
[309].
