Послы США и Франции — Макги и Сейду — по-прежнему предостерегали президента бундестага от возможных последствий планировавшейся акции, однако «делали это слабее, чем раньше». С другой стороны, решимость Герстенмайера не слушать никаких предостережений была сильна, как никогда. Правда, он обещал своим собеседникам провести обычное заседание, не расставляя политические акценты и вообще не затрагивая острые темы, относящиеся к берлинской проблематике
[320].
Это обещание Герстенмайера стало накануне заседания бундестага в Западном Берлине исходным пунктом пререканий между правительством ФРГ и правящим бургомистром города В. Брандтом, причем их полемика неожиданно приобрела форму протокольных разногласий. Изменив свои планы, канцлер Эрхард прилетел в западноберлинский аэропорт Темпельгоф не утром согласованного дня, а накануне вечером. Брандт, занятый в это время другими делами, послал в аэропорт встречать канцлера сенатора по делам федерации К. Шютца. Эрхард был возмущен. Его возмущение усилилось, когда он увидел Шютца в аэропорту в светлом пальто, которое, по мнению канцлера, не соответствовало протоколу. Эрхард отклонил также просьбу Брандта на следующий день рука об руку войти в зал заседаний Конгрессхалле
[321].
Сорвалась и вторая запланированная Брандтом демонстрация единодушия Западного Берлина и Бонна. Брандт хотел сделать на пленарном заседании в качестве члена бундесрата заявление о положении в Берлине. Герстенмайер сорвал этот план Брандта, ссылаясь на свое обещание трем прслам. Президент бундестага заявил, что если Брандт будет настаивать на своем намерении, то он, Герстенмайер, откажется от своего вступительного слова. Перед лицом такой перспективы Брандт уступил
[322].
Еще до этого случая масла в огонь подлило заявление главы фракции ХДС/ХСС в бундестаге Р. Барцеля. По его словам, он обрадовался тому, что Брандт хочет выступить прерд пленумом бундестага. На горизонте стала вырисовываться преспектива жаркого спора между партиями по вопросу берлинской политики
[323]. И хотя Брандт отказался от своего первоначального намерения, обстановка накануне заседания бундестага оставалась нервозной.
Но это были «внутренние распри». На «внешнем фронте» инициаторов заседания бундестага в Западном Берлине ожидали более серьезные осложнения. Они были связаны с контрмерами СССР и ГДР. На первом этапе, в конце марта — начале апреля 1965 г., эти контрмеры вылились преимущественно в дипломатические протесты и демарши, на втором, начиная с 5 апреля 1965 г., их характер существенно изменился — это были совместные учения Группы советских войск в Германии (ГСВГ) и Национальной народной армии (ННА) ГДР и ряд мероприятий, запрещавших или затруднявших проезд в Западный Берлин участникам заседания бундестага.
Из шагов, предпринятых СССР на первом этапе, назовем идентичные по содержанию ноты Советского правительства от 23 марта 1965 г. правительством США, Англии и Франции, в которых подчеркивалось, что проведение заседания бундестага в Западном Берлине должно, по замыслу инициаторов этого мероприятия, подкрепить «реваншистские притязания» ФГР на этот город.
«Преднамеренно провокационный характер указанной затеи, — отмечалось в нотах от 23 марта 1965 г., — не вызывает сомнений, поскольку Западный Берлин, как известно, никогда не входил и не входит в состав ФРГ и всякая деятельность парламентских и административных органов ФРГ в этом городе, расположенном вне пределов территории ФРГ, является противозаконной»
[324].
Учитывая, говорилось далее в советских нотах правительствам трех западных держав, что намеченная властями ФРГ «провокационная затея» нацелена на обострение обстановки в центре Европы, а также то обстоятельство, что она не может быть осуществлена без ведома властей США, Англии и Франции, которые осуществляют функцию контроля в Западном Берлине, Советское правительство считает необходимым предупредить правительства трех держав, что «ответственность за последствия упомянутых противозаконных действий боннских властей» ляжет на Вашингтон, Лондон и Париж. Правительство СССР оставило за собой право «принять в случае необходимости такие меры, которые отвечали бы взятым им на себя обязательствам по обеспечению неприкосновенности границ Германской Демократической Республики»
[325]. В целом нота была выдержана в тонах средней жесткости, но не более того. Не исключено, что это было сделано для того, чтобы усыпить бдительность западных держав и ФРГ и не дать им повода заподозрить СССР в подготовке практических контрмер, направленных против заседания бундестага в Западном Берлине.
Этот дипломатический шаг СССР был согласован с правительством ГДР и должен был сопровождаться аналогичными действиями восточногерманского руководства. В конце марта Восточный Берлин предпринял ряд демаршей, которые, по мнению их инициаторов, должны были дискредитировать действия ФРГ в Западном Берлине. В частности, в идентичных по содержанию нотах правительства ГДР трем западным державам правительство ФРГ обвинялось в том, что своими акциями в Западном Берлине оно «активизирует реваншистскую политику ревизии итогов Второй мировой войны, которая самым серьезным образом угрожает миру и безопасности в Европе»
[326].
29 марта 1965 г. председатель Совета Министров ГДР В. Штоф направил письмо правящему бургомистру Западного Берлина В. Брандту, в котором напомнил последнему, что в соответствии с соглашением о пропусках от 24 сентября 1964 г. о посещениях в оговоренные сроки западноберлинцами столицы ГДР сенат обязался запретить любую деятельность, которая направлена против беспрепятственных посещений западноберлинцами Восточного Берлина. Сенат обвинялся в том, что, «поддерживая акции холодной войны против ГДР, он нарушает взятые на себя договорные обязательства». От имени правительства ГДР Штоф обратил внимание Брандта на то, что проведение заседания бундестага в Западном Берлине будет иметь серьезные последствия для переговоров о возможном продлении соглашения о пропусках
[327]. Это была угроза нанести удар по одному из самых чувствительных мест — вопрос о посещениях Восточного Берлина крайне болезненно воспринимался западноберлинской общественностью.
Не оставалось в стороне и министерство иностранных дел ГДР. 29 марта 1965 г. глава министерства Л. Больц обратился с письмом к министру иностранных дел ФРГ Г. Шредеру, в котором говорилось, что проведение заседания бундестага в Западном Берлине «вызовет опасность обострения отношений между обоими германскими государствами и усиления международной напряженности». Больц выразил решительный протест против запланированной акции и призвал
