Что касается правительственных кругов ФРГ, то, по мнению советского посольства в Бонне, первые контрмеры — до начала совместных маневров войск СССР и ГДР — не вызвали у них особого беспокойства. Правда, эти контрмеры обсуждались на заседаниях кабинета министров и совета старейшин бундестага, а также в ходе постоянных консультаций с западными союзниками. В Бонне полагали, что «дело ограничится обычными протестами с нашей стороны, какие имели место в связи с заседаниями комиссий и фракций бундестага в прошлом, и некоторыми затруднениями в передвижении по автобанам»
[338]. Официальные боннские представители прямо заявляли, что с подобным развитием событий в ФРГ считались, когда вместе с западными союзниками решали вопрос о проведении пленарного заседания бундестага в Западном Берлине, но пришли к выводу, что связанный с этим определенный риск вполне оправдывается большим значением этого акта для ФРГ. Герстенмайер 4 апреля 1965 г. утверждал, что заседание бундестага состоится «в любом случае», и дал понять, что дело не ограничится одним только пленарным заседанием. Менде также заявил, что какие бы новые препятствия не возникали, «7 апреля бундестаг будет заседать в Берлине»
[339]. Эти высказывания были подкреплены широкой кампанией в средствах массовой информации, которые усиленно подчеркивали право ФРГ на проведение пленарных заседаний в Западном Берлине и указывали в этой связи, что Народная палата ГДР проводит свои заседания в Восточном Берлине.
Западногерманская печать, как сообщало советское посольство в МИД СССР, утверждала, что заседание бундестага, поскольку на нем не будут обсуждаться острые политические вопросы, не носит провокационного характера и не нарушает статус-кво в Берлине. Средства массовой информации ФРГ обвиняли ГДР в том, что она своими контрмерами стремится вызвать обострение обстановки. Одновременно политические деятели и пресса ФРГ, указывая на связь свободы передвижения между Западной Германией и Западным Берлином с нормальным функционированием механизма германо-германской торговли, стремились запугать ГДР возможными экономическими репрессиями
[340].
«Однако меры с нашей стороны, принятые в период маневров, — подчеркивало советское посольство в ФРГ, — спутали карты Бонна. Они явились для правительства ФРГ полной неожиданностью и вызвали здесь определенную растерянность»
[341]. Можно понять МИД ФРГ — он не мог даже направить ноту протеста Советскому правительству, потому что федеральное правительство не имело ни малейшего отношения к четырехсторонним соглашениям, регулировавшим вопросы доступа в Западный Берлин.
Иначе реагировали на контрмеры СССР и ГДР, особенно на начавшиеся 5 апреля 1965 г. совместные учения ГСВГ и ННА, три западные державы. Сначала США, Англия и Франция не торопились отвечать на ноту Советского правительства от 23 марта 1965 г. Казалось, что они не уделили этому дипломатическому документу должного внимания. Но ситуация сразу же изменилась, как только начались учения советских и восточногерманских войск.
Уже 6 апреля 1965 г. начальнику советской военной миссии связи во Франкфурте-на-Майне были переданы идентичные по содержанию письма главнокомандующего армией США в Европе и главнокомандующих английскими и французскими войсками в ФРГ, адресованные главнокомандующему ГСВГ генералу армии П. К. Кошевому. В письме главкома американских войск в Европе генерала О’ Миры обращалось внимание Кошевого на серьезность положения, создавшегося с доступом в Берлин. С утра 5 апреля, писал американский генерал, персонал союзных держав, находившийся в военных и гражданских машинах на пути между Берлином и Западной Германией, несколько раз возвращался советскими военными властями на контрольных пунктах под предлогом, что автострада закрыта из-за маневров
[342].
Попытка помешать сообщению союзников с Берлином по земле и воздуху, подчеркивал О’ Мира, «представляет собой грубое нарушение прав союзников на доступ в город и является нарушением соглашений, которые существуют с конца Второй мировой войны. Я рассчитываю, что Вы немедленно положите конец препятствиям сообщению с городом Берлином и примите любые меры, которые необходимы, чтобы избежать повторения подобного… Мои власти будут считать советские власти ответственными за любые возможные последствия препятствий союзникам пользоваться доступом в Берлин, как по воздуху, так и по земле»
[343].В целом письмо О’Миры не отличалось особо изысканными дипломатическими формулировками, но и не содержало откровенных угроз в адрес получателя.
Кошевой ответил на письма американского, английского и французского генералов только 18 мая 1965 г., когда события, связанные с заседанием бундестага в Западном Берлине, были уже позади. Ответ главнокомандующего ГСВГ был коротким и простым: он всего лишь обратил внимание своих западных коллег на то, что «советская позиция по вопросу о незаконном проведении в Западном Берлине заседания бундестага ФРГ изложена в ноте Советского правительства правительству Соединенных Штатов Америки от 14 мая 1965 г»
[344]. Письма западных генералов не возымели действия. Совместные учения войск СССР и ГДР продолжались до 11 апреля 1965 г.
7 апреля 1965 г., вдень заседания бундестага в Западном Берлине, три западные державы ответили на ноту Советского правительства от 23 марта 1965 г. В ответных нотах США, Англии и Франции не столько излагалась их позиция относительно заседания бундестага, сколько выражался протест против контрмер СССР и ГДР.
Прежде всего три державы заявили, что заседания бундестага в Западном Берлине «не затрагивают особого статуса Берлина, как он определен в четырехсторонних соглашениях, и не ставят также под вопрос ответственность четырех держав за Берлин и Германию в целом. Более того, такие заседания неоднократно проводились в прошлом, не вызывая какого-либо инцидента»
[345].
США, Англия и Франция отклонили обвинения в том, что ФРГ выдвигает «реваншистские притязания» на Западный Берлин, а Вашингтон, Лондон и Париж потворствуют ей в этом. В свою очередь, они упрекнули СССР в потворстве действиям восточногерманских властей, которые с 1 апреля 1965 г. неоднократно препятствовали движению на наземных путях, ведущих в Западный Берлин.
«Эти меры, предпринятые советскими и восточногерманскими властями, — подчеркивалось в ноте правительства США, — противоречат четырехсторонним соглашениям, которые определяют особый статус Берлина и устанавливают условия доступа в этот город. Они могут лишь вызвать напряженность в Европе. Правительство США ожидает, что Советское правительство немедленно положит конец помехам наземному сообщению с Берлином и примет такие меры, которые могут оказаться необходимыми для предотвращения повторения подобных случаев. Оно будет также считать Советское правительство ответственным за безопасность полетов союзных самолетов в воздушных коридорах. Такие полеты будут продолжаться в соответствии с четырехсторонними правилами по этому вопросу»
[346].
