Положение стало особенно угрожающим после того, как 17 августа 1962 г. восточногерманские пограничники застрелили при попытке бегства в Западный Берлин 18-летнего гражданина ГДР П. Фехтера. Последовавшие затем беспорядки на границе побудили власти западных держав потребовать от сената принять меры к недопущению событий, в результате которых в них могли оказаться втянутыми войска США, Англии и Франции. В этих условиях сенат В. Брандта не мог не принять соответствующих действенных мер, тем более что и сам правящий бургомистр считал такие меры необходимыми
[35]. В итоге обстановка на границах между Западным Берлином и ГДР несколько разрядилась, хотя и продолжала оставаться тревожной.
В последние месяцы 1962 г. советские руководители продолжали говорить о необходимости заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в демилитаризованный вольный город. Однако в их высказываниях появились и новые нотки примирительного характера и допускавшие, казалось, компромисс.
В декабре 1962 г. Н. С. Хрущев трижды публично излагал точку зрения советского руководства на содержание и пути решения западноберлинского вопроса. «В современных условиях, — отмечалось в его докладе на сессии Верховного Совета СССР 12 декабря 1962 г., — стала еще более ясной неотложность заключения германского мирного договора и нормализации на его основе положения в Западном Берлине»
[36]. Эта же мысль высказывалась советским лидером в интервью английской газете «Дейли экспресс», опубликованном в «Известиях» 31 декабря 1962 г. В письме канцлеру ФРГ К. Аденауэру Хрущев, как и в разгар второго берлинского кризиса, настаивал на том, что нормализовать положение в Западном Берлине — это значит «ликвидировать отживший оккупационный режим» и «предоставить Западному Берлину статус вольного города»
[37].
Правда, СССР соглашался с тем, чтобы в вольном городе в течение определенного времени находились иностранные войска. По слова Хрущева, в конце 1962 г. спорным между СССР и западными державами оставался главным образом вопрос о том, в каком качестве, под каким флагом должны выступать эти войска и на какое время они там будут оставаться. Советское руководство предлагало, чтобы войска, находившиеся в Западном Берлине, не представляли страны Североатлантического союза, чтобы флаг НАТО был там заменен флагом Организации Объединенных Наций и чтобы ООН приняла на себя в этом городе определенные международные обязательства и функции. По мнению правительства СССР, оставлять без изменений существовавшее тогда в Западном Берлине положение «было бы равнозначно тому, чтобы сознательно идти на серьезные международные осложнения»
[38].
Как следовало из выступления министра иностранных дел СССР А. А. Громыко на сессии Верховного Совета СССР 13 декабря 1962 г., между правительствами СССР и США проходили переговоры, в результате которых было «достигнуто сближение позиций сторон по многим … вопросам, связанным с подведением черты под второй мировой войной»
[39]. Но, перечисляя вопросы, при обсуждении которых был достигнут прогресс, Громыко не упомянул Западным Берлин. Наоборот, он подчеркнул, что вопрос о том, в каком качестве, под каким флагом и на какое время будут размещены войска в этом городе, остается спорным. Вместе с тем Громыко обратил внимание на то, что обмен мнениями между СССР и США не завершен и его предстоит продолжить.
Советские руководители не уточняли, как долго может продолжаться диалог с западными державами по германским делам, в частности по Западному Берлину. Громыко заверял, что «мы не станем считать листков календаря, когда должен закончиться этот обмен мнениями, но решения надо искать»
[40].
Хрущев пытался убедить Запад в непреклонности решения СССР поставить точку в вопросе о германском мирном урегулировании. «Если кто-то на Западе надеется, — заявил он, — что Советский Союз откажется от решимости заключить германский мирный договор и нормализовать на его основе положение в Западном Берлине, то такие люди ошибаются. Мы за переговоры с западными державами, но долготерпению приходит конец. Даже если западные державы не согласятся на подписание такого договора, он будет подписан»
[41]. Громыко же уточнил, что мирный договор будет заключен только с ГДР.
Если бы это произошло, контроль над коммуникациями с Западным Берлином полностью перешел бы к ГДР — государству, которого западные державы де-юре не признавали. Реакция США, Англии и Франции могла бы быть различной — от попытки использования вооруженных сил для обеспечения свободного доступа в Западным Берлин до вступления в переговоры с ГДР. В любом случае, такое развитие событий привело бы к резкому усилению напряженности в Европе и во всем мире. Серьезно ли руководство Хрущева намеревалось заключить мирный договор с ГДР или это было всего лишь средство давления на западные державы — аргументированного и однозначного ответа на этот вопрос нет до сих пор. Только изучение недоступных пока историкам документов может пролить на него дополнительный свет.
Не вызывает сомнений лишь то, что идея создания вольного города была нацелена на выдавливание западных держав из Западного Берлина. Одновременно решалась бы задача укрепления ГДР, массовый поток беженцев из которой через открытые границы с Западным Берлином до 13 августа 1961 г. угрожал самому существованию этого государства. С возведением Берлинской стены проблема бегства из «социалистического государства немецких рабочих и крестьян» была решена. Вследствие этого вопросы германского мирного урегулирования и превращения Западного Берлина в вольный город во многом потеряли свою актуальность.
Выступая 16 января 1963 г. в Берлине на VI съезде СЕПГ, Хрущев в связи с этим сказал, что 13 августа 1961 г. ГДР получила то, «что необходимо для каждого суверенного государства — право контролировать свои границы и принимать меры против тех, кто попытался бы ослабить социалистический строй Германской Демократической Республики. Это большое общее завоевание всех стран социализма — участников Варшавского договора. И теперь, если брать вопрос под углом зрения самых непосредственных интересов социалистических стран, то проблема заключения германского мирного договора действительно стоит не так, как до принятия защитных мер на границе Германской Демократической Республики с Западным Берлином»
[42].
Если вопрос о германском мирном договоре стоял теперь не столь остро, как до 13 августа 1961 г., то, следовательно, не так остро стоял и вопрос о Западном Берлине. Это позволяло говорить если не о завершении второго берлинского кризиса, то, во всяком случае, об окончании его горячей фазы.
