27 февраля 1969 г. Граберт направил Колю телеграмму, в которой предложил встретиться в любое время для новой беседы
[616]. В ответной телеграмме Коля Граберту говорилось, что встреча между ними имела бы смысл только в том случае, если бы Граберт мог передать ему заявление сената о том, что «западногерманское Федеральное собрание не будет созвано в Западном Берлине»
[617]. Резкий тон телеграммы Коля, возможно, объяснялся тем, что 26 февраля был получен отрицательный ответ Брандта на письмо Ульбрихта от 21 февраля. В любом случае такой императивный подход едва ли оставлял возможность для достижения компромисса с западноберлинскими властями. Переговоры по линии Коль-Граберт, не начавшись, зашли в тупик.
28 февраля 1969 г. Шютц, выступая на пресс-конференции, высказался о возможности переговоров с ГДР намного более жестко, чем раньше. Он обвинил власти ГДР в том, что они «не готовы ни к переговорам, ни к соглашениям. Они категорически выдвигают свои предварительные условия. Лишь тот, кто безоговорочно выполнит эти условия, может рассчитывать на гуманность в малых дозах». Поэтому, сказал Шютц, «я исхожу из того, что Федеральное собрание, как и предусмотрено, состоится 5 марта в Берлине»
[618].
На этом фоне 14 февраля 1969 г. состоялся визит в Западный Берлин премьер-министра Великобритании Г. Вильсона, а 27 февраля 1969 г. город посетил новоизбранный президент США Р. Никсон. Вильсон прибыл в Западный Берлин в рамках своего трехдневного визита в ФРГ. Выступая по телевидению, он сказал: «Я привез вам специальную весть от английского правительства и народа. Она заключается в том, что и сейчас, и в будущем Англия неотступно и неизменно будет придерживаться своего давнишнего обязательства защищать свободу Берлина: английские войска останутся здесь»
[619]. Подводя итог визиту Вильсона в Западный Берлин, газета «Франкфуртер рундшау» отмечала, что он продемонстрировал наличие «британской гарантии без уступок» Советскому Союзу и его союзникам
[620]. Но эта поездка британского премьер-министра не вызвала широких откликов в мире.
Значительно больший международный резонанс имел визит Никсона в Западный Берлин, состоявшийся в рамках его поездки в ФРГ. Это была первая поездка Никсона в Европу после его вступления в январе 1969 г. в должность президента США, что придавало ей особое значение. После того, как 21 февраля 1969 г. было обнародовано сообщение о предстоявших учениях ГСВГ и ННА, в Вашингтоне возникли опасения, не направлены ли эти учения против визита Никсона в Западный Берлин. Некоторые должностные лица в администрации президента США даже ставили вопрос, не следует ли в создавшихся условиях воздержаться от этой поездки. Но ситуация вскоре прояснилась; все встало на свои места. Как сообщала английская газета «Дейли телеграф», «представитель русских официальных кругов заявил в Восточном Берлине, что эти учения не направлены против президента Никсона… Он вправе в любое время посетить Западный Берлин. Маневры не начнутся, пока он не покинет Берлин»
[621]. Газета делала вывод, что «какие бы планы не вынашивали русские в связи с выборами 5 марта 1969 г. западногерманского президента в Западном Берлине, они не собираются раздражать нового американского президента»
[622].
Американская газета «Вашингтон пост» высказывала похожие мысли: «Советский Союз и его цепкий вассал Восточная Германия действуют в типичном для них духе разногласий в отношении европейской политики. Русские в эти дни более заинтересованы в мягком подходе… Но восточные немцы, как обычно, чувствуют себя оставшимися в стороне и толкают на проведение более традиционной политики „холодной войны“… Следует считать, что русские будут поддерживать в берлинской лихорадке такую температуру, которая будет достаточно высока, чтобы показать восточным немцам, что они могут на них рассчитывать, но не настолько высока, чтобы дать НАТО слишком сильный предлог для возбуждения»
[623].
Расписание Никсона отводило ему всего 3 часа 20 минут для пребывания в Западном Берлине. По мнению обозревателей, он использовал их для того, чтобы сохранить в «берлинской лихорадке» умеренную температуру, которая не раздражала бы дополнительно Москву, но и не давала бы Бонну повода усомниться в лояльности Вашингтона.
Никсон, по прибытии в аэропорт Западного Берлина Темпельгоф, имея в виду действия СССР и ГДР, заявил, что сейчас Западный Берлин «подвергается неоправданным угрозам»
[624]. В Темпельгофе, обращаясь к американским военнослужащим, он сказал: «Вы находитесь здесь потому, что мы хотим защитить их (западноберлинцев — Р. Д.) право быть свободными, и это желание разделяет народ этой страны и этого города»
[625].
Никсон, однако, воздержался от вызывающих антисоветских высказываний. Он давал понять Москве, что дверь к переговорам открыта. Это вписывалось в выдвинутую им концепцию перехода от «эры конфронтации к эре переговоров». Советское посольство в ГДР реагировало на поездку Никсона в Западный Берлин более сдержанно, чем на аналогичный визит Кеннеди в этот город 26 июня 1963 г. В целом пребывание Никсона на берегах Шпрее не оказало особого воздействия на дальнейшее развитие «третьего берлинского кризиса».
Советское правительство 28 февраля 1969 г. направило ноту правительству ГДР, в которой говорилось, что ФРГ активно вовлекает Западный Берлин в свои военные приготовления. Речь шла, в частности, о том, что на предприятиях города производится военная продукция, которая затем тайно переправляется в ФРГ по коммуникациям, пролегающим через территорию ГДР. Правительство СССР в ноте от 28 февраля обратилось к правительству ГДР с просьбой «взвесить в соответствии с осуществляемыми им контрольными функциями над коммуникациями между ФРГ и Западным Берлином возможность принятия необходимых мер в целях пресечения незаконной милитаристской деятельности властей и граждан Федеративной Республики и Западного Берлина, которая затрагивает интересы безопасности социалистических государств и европейского мира»
[626].
Одновременно МИД СССР проинформировал посольства трех западных держав в Москве, что Советское правительство обратилось с просьбой к правительству ГДР принять соответствующие меры, которые положили бы конец попыткам «злоупотреблять коммуникациями ГДР в интересах милитаристской политики ФРГ»
[627].