Советская сторона стремилась рационально использовать секретный канал связи А. Ф. Добрынин — Г. Киссинджер. В определенной мере ей это удалось. В частности, большое значение имело заявление Киссинджера, сделанное 3 марта 1969 г. во время беседы с Добрыниным. Западные державы, сказал помощник президента США по национальной безопасности, «надеются на то, что через некоторое время нам удастся в конфиденциальной форме обменяться мнениями о том, нельзя ли найти более длительное решение западноберлинского вопроса, чтобы „ни ваши, ни наши союзники“ не могли время от времени устраивать кризисы, подобные нынешнему»
[676]. Мы готовы посмотреть, «что можно будет сделать в указанном выше направлении, чтобы избежать повторения того, что происходит сейчас»
[677].
«Более длительное решение» западноберлинского вопроса могло быть найдено только в плоскости четырехсторонних переговоров между представителями СССР, США, Англии и Франции. При этом прежде всего нужно было договориться о предмете и конкретном содержании переговоров. Однако в марте 1969 г. ни одна из сторон не внесла официального предложения начать такие переговоры.
В течение первых месяцев после «третьего берлинского кризиса» обстановка в Западном Берлине и вокруг него оставалась нервозной и характеризовалась различными эксцессами — от незначительных до относительно серьезных. В конце апреля 1969 г. озабоченность западноберлинской общественности вызвали полеты над городом самолетов военно-воздушных сил СССР. По сообщению газеты «Тагесшпигель», в первой половине дня 26 апреля 1969 г. 14 советских реактивных самолетов совершили демонстративные полеты над западноберлинской территорией. Ссылаясь на данные западноберлинской полиции, газета заявила, что это были самолеты «МИГ». Они шли двумя группами — в одной четыре, в другой — десять боевых машин. Самолеты летели так низко, что отчетливо были видны «советские звезды»
[678]. Газета «Берлинер Моргенпост» уточняла, что самолеты шли на бреющем полете и летели «поразительно медленно»
[679].
28 апреля 1969 г. Шютц заявил, что сенат «с чувством озабоченности» наблюдал проведенные 26 апреля над Берлином маневры советских реактивных истребителей. Мы тем более благодарны трем западным державам-защитницам, подчеркнул Шютц, за то, что они «так быстро и так недвусмысленно» выразили протест против этих действий советских военных властей. Правящий бургомистр подчеркнул, что «Западный Берлин имеет особый статус и уже только поэтому не должен быть местом проведения советских воздушных учений»
[680]. Очевидно, эти учения не имели конкретной военной цели. Они носили демонстрационный характер и должны были еще раз напомнить западной стороне о правах СССР в Берлине и о мощи советской военной группировки в ГДР.
В Западном Берлине не прекращались антисоветские акции праворадикальных сил. Серьезный инцидент произошел 30 июля 1969 г. В ранние утренние часы было совершено нападение на бюро западноберлинского представительства советского акционерного общества «Интурист». Злоумышленники разбили камнями витрину бюро и произвели в нее выстрел. ТАСС обращало внимание, что «это нападение было осуществлено в обстановке непрекращающихся неофашистских выходок в городе». Эта преступная акция стала третьей за 1969 г. провокацией против бюро «Интуриста» в Западном Берлине
[681].
Осуждая провокацию против бюро «Интуриста», газета «Вархайт», орган партии СЕПГ-Западный Берлин, писала: «Поскольку подобного рода нападение уже не первое, то вполне обоснованным является предположение, что преступников следует искать среди антикоммунистических кругов. Однако полиция до сих пор не задержала ни одного из виновных»
[682].
Подобные факторы оказывали, конечно, негативное воздействие на положение дел в западноберлинском вопросе. Но не они определяли основное направление советской политики в отношении Западного Берлина.
После «третьего берлинского кризиса» СССР и его союзники, как и прежде, делали ударение на непринадлежности Западного Берлина к ФРГ. Так, в обращении государств-участников Варшавского договора ко всем европейским странам, принятом на совещании Политического консультативного комитета в Будапеште 17 марта 1969 г., подчеркивалось, что «Западный Берлин имеет особый статус и не принадлежит Западной Германии»
[683]. В заявлении Советского правительства от 10 апреля 1969 г. в связи с 20-летием НАТО говорилось, что для обеспечения мира и безопасности в Европе «требуется, чтобы правительство ФРГ отказалось от своих абсолютно незаконных претензий в отношении Западного Берлина, не раз создававших опасные ситуации»
[684].
Вместе с тем советское руководство все больше склонялось к мысли, что СССР «в состоянии поднять акции сторонников большей сбалансированности внешней политики ФРГ, дополняя твердость в отстаивании своих интересов гибкостью и раскрывая потенциал добрососедского сотрудничества»
[685]. Под сторонниками «большей сбалансированности внешней политики» имелись в виду социал-демократы во главе с В. Брандтом.
Позитивная тенденция в советской политике усиливалась по мере приближения выборов в бундестаг ФРГ в сентябре 1969 г. Ее подметила американская газета «Крисчен сайенс монитор», опубликовавшая в конце июня 1969 г. статью «Москва и западные немцы». Есть признаки того, говорилось в этой статье, что «русские руководители недавно несколько изменили свою политику в отношении западных немцев. Они, по сути дела, пытаются по крайней мере потакать „хорошим“ западным немцам, если не ублажать их… Русские больше не относятся к западногерманским социал-демократам как к потенциальным реваншистам»
[686].
Сложившиеся условия дипломатия западных держав и ФРГ сочла благоприятными для того, чтобы прозондировать готовность СССР к обсуждению некоторых аспектов западноберлинского вопроса. Еще в 1968 г., будучи министром иностранных дел в западногерманском правительстве «большой коалиции», Брандт убеждал своих коллег из трех западных держав в необходимости начать переговоры с Советским Союзом, чтобы «добиться улучшений в Берлине и для берлинцев»
[687]. В мемуарах Брандт пишет, что во время конференции НАТО в Вашингтоне в апреле 1969 г. министры иностранных дел по его настоянию договорились о том, что три западные державы по официальным каналам выяснят точку зрения СССР по единственной теме: улучшение положения в Берлине и вокруг Берлина. «Послы в Москве, — отмечал Брандт, — сделали соответствующее представление в июле 1969 г. Они изложили Советскому правительству, что федеральное правительство готово к переговорам с ГДР по транспортным проблемам и стремится к улучшению положения в Берлине и вокруг него, особенно в смысле доступа. Затем они дали понять, к каким компромиссам готов Бонн (речь шла о правительстве Большой коалиции) в отношении советских жалоб на некоторые действия ФРГ, относящиеся к Берлину»
[688].
