Реализация советского требования о создании демилитаризованного вольного города Западный Берлин привела бы к потере этого города Западом, включению его в зону влияния СССР и, возможно, к последующему присоединению к ГДР. Замена проекта вольного города тезисом о самостоятельной политической единице Западный Берлин означала определённое понижение ставок: западные державы остаются в Западном Берлине, но присутствие ФРГ в городе минимизируется. Это напоминало распродажи в супермаркетах. Технология проста: сначала повысить цену на 100 %, а потом объявить скидку на 50 %. Чистый выигрыш — 50 %. Эти выигранные проценты и составила бы минимизация присутствия ФРГ в Западном Берлине.
Смена концепции не означала, что советская политика в отношении Западного Берлина трансформировались в оборонительную политику. Просто изменилось направление главного удара: теперь он наносился по позициям ФРГ, не западных держав.
Вместе с тем советское наступление на федеральное присутствие в Западном Берлине было косвенно направлено также и против позиций западных держав. Оспаривая правовой характер связей ФРГ с Западным Берлином, советская дипломатия ставила тем самым под сомнение и легитимность оккупационного режима США, Англии и Франции в этом городе: ведь в основе осуществлявшихся там западногерманской стороной прав лежали полномочия, полученные ею от западных держав.
Сменив концепцию, советская дипломатия ничего не теряла. Наступательный порыв СССР в Берлине сохранялся, а вместе с ним сохранялось и лицо советской дипломатии. Каких-либо оснований говорить о её поражении на западноберлинском участке противостояния Востока с Западом не было. Она по-прежнему могла использовать западноберлинский рычаг для оказания давления на Запад и в германских, и в других международных делах. Западноберлинский вопрос, как и раньше, оставался открытым, а необходимость его решения признавалась всеми заинтересованными сторонами. Это было выгодно советской дипломатии, так как возможным переговорам по Западному Берлину она могла придать нужные ей направленность и степень интенсивности: ведь все пути, ведущие в этот город, проходили через территорию или воздушное пространство ГДР, в которой находилась 400-тысячная группировка советских войск. В целом инициатива в берлинских делах оставалась на стороне СССР.
С переходом к новой концепции облегчалась и главная задача советской дипломатии в Западном Берлине: сдерживать процесс срастания города с ФРГ было проще, чем вытеснять из него западные державы. Немаловажно и то, что в диалоге с Советским Союзом США, Англия и Франция не могли больше говорить об ультимативных требованиях СССР в Берлине.
Несмотря на преимущества новой концепции, часть общественности и в СССР, и особенно в ГДР считала, что, отказавшись от идеи вольного города, Советский Союз проиграл «битву за Берлин»: вытеснить западные державы из города не удалось, поэтому пришлось искать «эрзац-решение» и объявить Западный Берлин самостоятельной политической единицей.
Вместе с тем новая концепция предполагала признание Советским Союзом прав четырёх держав в Берлине, существование которых с ноября 1958 г. он ставил под сомнение. Однако они должны были распространяться уже не на весь Берлин, а только на западную часть города. СССР претендовал теперь на роль одной из четырёх держав в Западном Берлине, хотя эта претензия и не высказывалась открыто. Такая претензия, естественно, не могла быть одобрена США, Англией и Францией. В целом же возобновлённое признание советской дипломатией прав четырёх держав в Берлине — пусть даже только в его западной части — оставляло открытой дверь для дальнейших переговоров.
Такие переговоры не могли быть лёгкими и привести к быстрому успеху. Об этом свидетельствовал ход советско-американских «зондирующих бесед», проходивших в 1963 г. Хотя руководство Хрущёва не настаивало больше на немедленных переменах в Берлине, но от своей бескомпромиссной позиции не отказалось. Вряд ли цель советско-американских бесед заключалась в том, чтобы найти формулу, позволявшую СССР выйти из сложившейся ситуации без потери лица. Фактом, однако, стало то, что СССР и США были теперь едины в том, что нужно исключить эскалацию напряжённости в Берлине, потому что это было необходимой предпосылкой для конструктивных переговоров по другим неотложным вопросам.
В концепцию «самостоятельной политической единицы» входили компоненты, которые делали ГДР активным игроком на берлинском поле: многие практические мероприятия по пресечению акций ФРГ в Западном Берлине могли быть осуществлены только властями ГДР. Среди них — запрет проезда по территории ГДР министрам правительства ФРГ, депутатам бундестага и другим западногерманским политикам и чиновникам. В последующие годы ГДР не раз прибегала к подобным мерам.
Добившись решения главной проблемы — пресечения массового бегства в Западный Берлин, ГДР могла сосредоточиться на вопросах внутренней стабилизации и на шагах, которые вели бы к её признанию международным сообществом де-юре и де-факто. Начинать этот процесс рациональнее всего было с Западного Берлина. Концепция самостоятельной политической единицы в полной мере соответствовала планам прямых переговоров между правительством ГДР и западноберлинским сенатом. Вместе с тем новая концепция позволяла советской дипломатии эффективно воздействовать на руководство ГДР, если требовалось побудить его к более сдержанному курсу по отношению к Западному Берлину.
Для США, Англии и Франции первостепенное значение имело то, что СССР больше не требовал немедленного вывода их войск из Западного Берлина. Новая советская концепция не ставила под вопрос право западноберлинцев свободно выбирать свой социально-экономический и политический строй, что тоже соответствовало представлениям западных держав о будущем города. И хотя СССР скрыто претендовал на роль одной из четырех оккупационных держав в Западном Берлине, взгляды сторон сблизились — ведь Советский Союз больше не оспаривал права США, Англии и Франции на присутствие и доступ в Западный Берлин. Москва перестала также поддерживать требование ГДР о полном суверенитете над коммуникациями, ведущими через ее территорию в Западный Берлин.
Что касается ФРГ, то значительная часть общественности страны считала, что руководство Хрущева просто перешло к тактике «скрытого давления» на Западный Берлин с целью достижения своих прежних целей как в этом городе, так и во всей Германии. Более того, с этой точки зрения новая советская концепция по-прежнему была направлена на то, чтобы ослабить в Западном Берлине позиции не только ФРГ, но и западных держав. С другой стороны, смена советской концепции усиливала позиции тех кругов ФРГ, которые выступали за пересмотр ее «восточной политики» и за новые подходы к проблеме объединения Германии. Это повышало шансы Брандта в борьбе за пост канцлера.
С принятием новой советской концепции сенат Западного Берлина мог вздохнуть свободней — непосредственная угроза радикальных перемен в городе отпала. Это обстоятельство было очевидным, несмотря на все разговоры о том, что СССР по-прежнему стремится к вытеснению из Западного Берлина как трех западных держав, так и ФРГ, но использует теперь для этого обходные пути.
В целом выдвижение новой концепции делало политику СССР в отношении Западного Берлина более уравновешенной и предсказуемой. Пришедшее к власти в СССР в октябре 1964 г. новое руководство во главе с Л. И. Брежневым впервые годы в основном придерживалось этой политики, разработанной во время «позднего Хрущева». Оно настойчиво повторяло, что Западный Берлин — это самостоятельная политическая единица, что он никогда не являлся, не является и не будет являться составной частью ФРГ, что Федеративная Республика не имеет никаких прав в этом городе. Острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции, а против федерального присутствия в Западном Берлине, которое возрастало из года в год.
