Подробности осуществления вышеуказанных мер и порядок их осуществления по времени надлежало согласовать между четырьмя послами в период между подписанием Четырехстороннего Соглашения и подписанием Заключительного Четырехстороннего Протокола, предусмотренного этим Соглашением
[846].
Наиболее ярко официальную версию советской историографии Четырехстороннего Соглашения изложил В. Н. Белецкий. Он отмечал, что с достижением соглашения по Западному Берлину был взят важный рубеж в борьбе за мир и безопасность в Европе, за налаживание широкого сотрудничества между всеми европейскими государствами. Этот рубеж, писал Белецкий, «был взят благодаря усилиям всех заинтересованных сторон, их трезвому подходу к реально существующему положению. Вместе с тем следует подчеркнуть, что соглашению по Западному Берлину стало возможным прежде всего благодаря последовательным и настойчивым усилиям братских социалистических стран, координации ими своей внешнеполитической деятельности. Особая, ключевая роль в достижении соглашения принадлежит Советскому Союзу и советской дипломатии, которые, руководствуясь генеральной линией советской внешней политики, рассматривали урегулирование западноберлинских дел в качестве важной вехи на пути к подлинной нормализации обстановки, налаживанию широкого сотрудничества, утверждению прочного мира в Европе». Достигнутое соглашение, продолжал Белецкий, является несомненным успехом политики мирного сосуществования, линии социалистических стран на упрочение мира, безопасности и сотрудничества
[847].
Отмечалось также, что соглашение от 3 сентября 1971 г. открывало новые возможности для дальнейшего развития советско-западногерманских отношений и нормализации отношений ФРГ с другими социалистическими странами, в том числе с ГДР. Были созданы благоприятные условия для решения назревавших вопросов в отношениях ГДР с Западным Берлином и ФРГ, а также для дальнейшего укрепления международных позиций Германской Демократической Республики
[848].
Еще один тезис, пропагандировавшийся в советской литературе, сводился к тому, что достижение договоренности по Западному Берлину выбило почву из-под ног у тех кругов, которые искусственно пытались создать трудности для ратификации договоров ФРГ с СССР и ПНР, для созыва Общеевропейского совещания и решения вопроса о сокращении вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе
[849].
Обобщая оценку соглашения от 3 сентября 1971 г., Белецкий подчеркивал, что с достижением этого соглашения был сделан крупный шаг в направлении укрепления мира и обеспечения безопасности, открывший благоприятные перспективы для дальнейшего урегулирования отношений между Востоком и Западом на основе сложившихся реальностей
[850].
Присоединяясь к этой оценке, еще раз подчеркнем, что Четырехстороннее соглашение не было победой одной из сторон. Каждая уступка одной стороны сопровождалась конструступкой другой. Весь текст Соглашения — от первой до последней строчки — был пронизан духом компромисса.
7.2. Четырехстороннее соглашение в освещении западногерманской литературы: изначальная реакция
Сразу же после заключения Четырехстороннего Соглашения в ФРГ появился ряд работ, посвященных этому важному международному событию. На смену популярным брошюрам все активнее приходили объемные научные монографии, авторами которых являлись историки, специалисты по международному праву, политологи. Наиболее «урожайными» были первая половина и середина 70-х гг., то есть время, когда интерпретации Четырехстороннего Соглашения придавалось особенно большое значение. Здесь рассматриваются наиболее важные труды западногерманских авторов, изданные в первой половине и середине 70-х гг., то есть изначальная реакция на Четырехстороннее Соглашение. Это прежде всего работы Е. Р. Цивье, Д. Манке, Х. Шидермаира, Э. Менцеля, О. Хеннига, Е. Хаккера, Р. Квиста
[851].
Большинство из них односторонне трактовали соглашение от 3 сентября 1971 г. и стремились доказать обоснованность политики ФРГ в отношении Западного Берлина. Вскоре после заключения соглашения кильский специалист по международному праву Э. Менцель призвал юристов ФРГ и Западного Берлина «найти подходящую государственно — и международно-правовую характеристику положения, заново созданного соглашением четырех держав»
[852].
Выхватывая отдельные статьи соглашения и трактуя их в отрыве от контекста, иногда произвольно вкладывая в эти статьи тот или иной смысл, некоторые авторы стремились представить дело так, будто Четырехстороннее Соглашение легализовало противозаконные с советской точки зрения акты ФРГ в Западном Берлине и по отношению к нему. С другой стороны, в отдельных работах в большей или меньшей мере отражалась необходимость признания реальных политических и международно-правовых фактов, зафиксированных в Четырехстороннем Соглашении. Этим во многом объясняется то, почему в западногерманских публикациях рассматриваемого времени выражаются различные, а порой и противоречивые суждения по ряду аспектов соглашения от 3 сентября 1971 г.
Почти во всех работах, посвященных этому соглашению, затрагивался вопрос о сфере его действия. Многие авторы выдвигали тезис, согласно которому сохранялся, во всяком случае частично, четырехсторонний статус «всего Берлина», а соглашение от 3 сентября 1971 г. распространялось будто бы не только на Западный Берлин, но и на столицу ГДР. Само соглашение они чаще всего называли «соглашением четырех держав по Берлину», подчеркивая тема самым, что оно охватывало якобы весь город.
Так, один из разделов книги «Берлинский букварь» озаглавлен «Статус четырех держав в Берлине»
[853]. Автор этого раздела Е. Хаккер, сотрудник института восточного права Кельнского университета, писал, что, если часть II соглашения от 3 сентября 1971 г. касается лишь западных секторов Берлина, то его преамбула и часть I распространяются на весь Берлин
[854]. Он говорил даже о «ясно сформулированном и подтвержденном в соглашении… статусе четырех держав для всего Берлина», который СССР сейчас пытается поставить под вопрос
[855]. В другом месте, противореча самому себе, он пишет о «неоднозначных формулировках» соглашения, касающихся сферы его действия. Западные державы, продолжал Хаккер, пошли на эти формулировки потому, что «для них речь шла прежде всего о практических урегулированиях» и «о том, чтобы облегчить тяжелую ситуацию Берлина [Западного]»
[856].
