Повсеместным спросом пользовался кат, являвшийся «главным источником наслаждения для всего населения Йемена, без различия классов и возраста». В послеобеденные часы все, кто имел «хоть несколько медяшек в кармане», возлежали в своих жилищах, пожевывая приобретенные ими на рынке зеленые листочки ката, покуривая наргиле и попивая кишр, кофейный напиток, приготовленный из шелухи кофейных зерен.
В Ходейде действовали четыре кофейных фактории. Крупнейшая из них, принадлежавшая ‘Умару Мисгаджи, главному экспортеру кофе, располагалась прямо на пристани. Не ней трудились «сотни работниц и десятки рабочих». Очищали кофе от шелухи. «Сортировали его на ситах и рассыпали по соломенным мешкам, готовя к отправке в далекие заморские земли».
Там же находился и полицейский участок. Начальник местной полиции «вершил суд и расправу на месте». Сам допрашивал подозреваемых и «собственноручно наказывал их – ударами кулака или плетьми, смотря по обстоятельствам. И все это – на глазах у толпившихся на пристани людей».
Имелись в Ходейде и ремесла. В тени базарных навесов «неумолчно звучали» швейные машинки портных, шивших платья и накидки абаййи для женщин, и рубахи для мужчин. Там же работали кожевенники, изготавливавшие «сандалии, седла и упряжь».
Главной денежной единицей являлся серебряный тапер или реал, как его еще называли местные арабы, с изображением «полногрудой Марии Терезии». Проставленная на монете дата – 1794 г. – нисколько не соответствовала времени ее выпуска. Ввозили ее в Йемен из Европы, где и чеканили – по образцу 1794 г. На местном Монетном дворе, во дворце имама в г. Сана’а’, выпускали лишь мелкие монеты-медяшки, гирши.
Поделился своими наблюдениями Г. Астахов и о еврейской коммуне в Ходейде. Жили евреи в «отдельном районе, вынесенном на край города». Земледелием не занимались. Были «преимущественно ремесленниками и мелкими торговцами», а более зажиточные из них – «денежными менялами, ростовщиками и агентами-посредниками между иностранными фирмами и местными купцами». На государственной службе состоять не могли. Носить кинжал им запрещалось, равно как и чалму. Поэтому на голове у каждого из них была «плотно натянутая шапочка, вроде той, какую носят… узбеки». Женщины лиц своих не скрывали; головы их покрывали косынками «с беловато-серебристой каймой».
Неизгладимое впечатление, судя по всему, произвела на Г. Астахова встреча с принцем Мухаммадом, и особенно обед, устроенный в честь советской делегации в его дворце в Ходейде. При нашем появлении в зале для маджалисов (встреч), пишет он, один из находившихся там мужчин, «в зеленой чалме и раскидистом белом халате, приподнялся и по-европейски приветствовал нас, протянув руку». Это был наместник имама в Тихаме, принц Мухаммад, человек, как показала беседа с ним, образованный и любознательный.
Когда же подали обед, то ни вилок, ни ложек, ни ножей не оказалось. Видя удивленные лица гостей-москопов, йеменцы объяснили, что «принимать пищу по-арабски, значит – есть руками», ибо снедь, которую берешь столовыми европейскими приборами, той же вилкой, «теряет во вкусе», приобретает, дескать, привкус металла. И чтобы насладиться арабским яством и хорошенько его испробовать, лучше брать кушанье и отправлять его в рот руками (13).
Из Ходейды советская делегация отправилась в г. Сана’а’, «под охраной дюжины аскеров [солдат]», которыми командовал бравый унтер-офицер. Жалование военных, состоявших на службе у йеменского короля, замечает Г. Астахов, было скромным. Солдат получал 5 талеров в месяц, а офицер – 15 талеров. Выдавалось казенное продовольствие, но «скудное: пара горстей пшена в день». Численность регулярной армии не превышала 15 тыс. человек.
Во время пути Г. Астахов познакомился и с «пустынной Тихамой», и с «зеленым Горным Йеменом». О разительной разнице между этими двумя частями Йемена можно судить уже по тому, отмечает он, что «в Йемене даже верблюды делятся на горных и плоскостных; и ничего хорошего не получится, если горный верблюд попадет в Тихаму, и наоборот». О людях и говорить не приходится.
Самым большим и влиятельным племенем Тихамы Г. Астахов называет племя бану зараник, обитавшее к югу от Ходейды, вдоль побережья. В речи йеменцев оно фигурировало как «нечистое», сильно «разбавленное» семейно-родовыми кланами абиссинцев и суданцев, сложившимися в тех краях еще в доисламские времена. Столицей (домом власти) этого племени являлся Бейт-эль-Факих. Мужчин, способных держать в руках оружие, насчитывалось среди них 9 тыс. человек, а общая их численность, включая женщин, детей и стариков, составляла в то время около 30 тыс. человек. В местах обитания (дайрах) бану зараник располагалось 80 деревень. На полях, принадлежавших им, выращивали сезам (масленичное и волокнистое растение), арбузы, бобы и маис.
От других йеменских племен, сообщает Г. Астахов, члены бану зараник разительно отличались тем, «не женились до 30 лет, а женившись, спали со своими женами не чаще одного раза в месяц». По их словам, все это хорошо отражалось на боевом состоянии воинов, их готовности к схватке с врагом в любую минуту дня и ночи. Действительно, в бою зараники были очень храбры, а вот по жизни – глупы и инертны, и падки на деньги, как все бедуины Аравии. Говорят, что именно в Тихаме родилась дожившая до наших дней поговорка, гласящая, что «осел с мешком золота может перешагнуть любую стену». Зараники обожали мед и молоко.
Обратил внимание Г. Астахов и на широко практиковавшийся тогда в Тихаме, да и во всем Йемене, институт заложников (рахино). Таковыми, как правило, выступали, пишет он, сыновья и родственники влиятельнейших, но ненадежных семейно-родовых и родоплеменных кланов, а также члены семейств шейхов племен. Много заложников держал у себя и король Йемена. Они являлись своего рода гарантией того, что кланы и племена, к которым они принадлежали, не выступят против него, опасаясь за жизнь своих родных и близких.
Миновав Тихаму, путь советской делегации проходил через горы. «Первое благо гор», вспоминал Г. Астахов, после прохладной и чистой воды из источников и свежего воздуха – это кофе, «ни с чем несравнимый аравийский кофе». Сортов много. Основных – четыре, и лучшие из них – мтари и хайми.
Главное бедствие селян в горных долинах, «основное зло, бич, уничтожающий плоды их трудов», – это саранча (джарад). «Отгоняют ее от полей опахалами и трещотками. Но отпугивать саранчу таким способом – почти то же самое, что пытаться прогонять дождевую тучу, стреляя в нее из револьвера».
«Тучи этих насекомых, – вторит ему А. И. Ступак, еще один представитель советской команды, занимавшейся установлением отношений СССР с Йеменским королевством, – опустошают целые районы страны. Борьба с саранчой ведется самым примитивным способом». Когда сторожа на полях замечают приближение саранчи, то незамедлительно оповещают об этом жителей деревень. И все, спешно покидая свои жилища, бросаются на «борьбу с саранчой». «Мужчины и женщины криками и ударами в медные и железные тазы, а дети – визгом» пытаются отпугнуть и прогнать саранчу.
Еще одно бедствие селян в горных районах – это стада обезьян. Свои набеги на поля они совершают либо по вечерам, либо на восходе солнца. «Их отгоняют камнями, ударами в бидоны и медные тазы, и криком» (14).
