Выслушав слова гонца, известившего ее о том, чтобы она «заплатила подать или готовилась к сшибке», Рубаб сказала: «Возвращайся к своему вождю и передай ему, что я вызываю его на поединок. Если он победит меня, то станем и я, и племя мое данниками его. Если же верх одержу я, то получу полную власть над ним и жизнью его. Заберу коня его и оружие. Поступив так, – заключила Рубаб, – мы спасем жизни многим воинам. Семьи в племенах наших не лишатся их родных и близких. Удастся избежать слез, горестей и печали».
Поединок состоялся и закончился тем, что Рубаб нанесла смертельный удар Джузайме. Острие копья ее, повествуют предания йеменцев, «пронзило грудь Джузаймы и вышло, сверкая, из его спины». Увидев это, ратники Джузаймы, позабыв о правилах войны, охваченные яростью свирепой за смерть горячо любимого вождя своего, набросились на воинов Рубаб и смешались с ними в схватке, чудовищно неистовой и жестокой. И когда «напились кровью клинки мечей и тех, и других, и наконечники копий и стрел их», и сами они устали уже настолько, что не в силах были держать в руках оружие, дрогнули ‘абситы, отступили и рассеялись, спасаясь бегством. Вопли и стоны женщин по убитым мужьям их не стихали в стане ‘абситов «семь дней и семь ночей».
После гибели Дзузаймы управлять племенем бану ‘абс стал его старший сын ‘Амр. Но буквально через несколько дней он неожиданно скончался. Власть перешла к его брату Зухайру, человеку доблести и чести, как о нем отзывались в племенах Йемена.
Зухайр решил отомстить Рубаб за смерть своего отца, и «объявил ей войну». Племена сошлись. Схлестнулись в разгар сражения и Зухайр с Рубаб, да так, что «задрожали горы». Зухайр сразил Рубаб. Копье его пронзило воительницу насквозь и вышло между лопатками. Обращаясь к своим воинам, Зухайр прокричал, что отомстил за смерть Джузаймы и «стер пятно позора» и с себя, и с племени бану ‘абс, и со всех потомков рода ‘Аднана.
Захваченную военную добычу богатую Зухайр разделил между соплеменниками. Одарил каждого. Не забыл ни о ком. Себе не взял ничего, и «щедростью превзошел отца своего». Слава Зухайра, воина доблестного и властелина справедливого, «ширилась и росла». Никто не мог припомнить случая, чтобы он отказал кому-то в помощи. Так говорится в преданиях.
Наступил месяц раджаб, один из четырех священных месяцев арабов доисламской Аравии, когда аравийцы «снимали наконечники с копей, вдевали мечи в ножны» и совершали либо паломничество в Мекку, либо хождения-поклонения к своим идолам в капищах и храмах. За оружие в это время «не брались», даже если сталкивались, скажем, лицом к лицу, с убийцей отца или брата.
По окончании месяца раджаб Зухайр задумал жениться. Народная молва донесла до него слухи о «красоте неземной» дочери одного отважного фариса (рыцаря), жившего в «чужом уделе». Звали ее Тумадир. Была она прекрасна и скромна. Прознав о том, что отец красавицы Тумадир не захочет без согласия дочери выдать ее замуж, Зухайр «не стал засылать к нему свах». Будучи человеком умным, начал щедро одаривать его подарками. И, расположив к себе, «переманил в свои земли», вместе со всем его семейно-родовым кланом.
Страстно желая увидеть лицо Тумадир, разговоры мужчин о красоте которой не давали ему покоя, Зухайр пошел на хитрость. Договорился с шейхом соседнего, подвластного ему племени бану гураб, чтобы тот разыграл газу (набег) на становище семейно-родового клана отца Тумадир. Но сразу же бросил добычу и отступил, увидев спешащий к становищу отряд во главе с Зухайром. Дело в том, что, по обычаю тех лет, женщины и девушки становища, подвергавшегося набегу, выходили из шатров и становились у входов в них с открытыми лицами и распущенными волосами. Посягать на женщин во время газу не смел никто. Такое поведение считалось недостойным чести мужчины. Лица же свои аравитянки открывали и волосы распускали потому, чтобы не возникало у нападавших никаких сомнений насчет того, что под женскими одеждами прячутся мужчины.
Тумадир, по словам Зухайра, «сияла красотой своей, как солнце на заре». Чело ее светилось как «утренняя звезда», а щеки походили на «лепестки распустившейся розы».
Отец Тумадир, тронутый благородством Зухайра, заявил на пиру, устроенном их кланом в честь шейха, что «готов отдать ему самое дорогое, что у него есть – дочь-красавицу Тумадир». Сородичи такое решение поддержали. Сказали, что поступает он правильно, и «отдает дорогую жемчужину, которой владеет, тому, кто знает ей цену». Тут же, не откладывая, сыграли свадьбу. Гуляли семь дней кряду.
Через какое-то время Зухайр все же открылся Тумадир, и поведал ей о том, к какой хитрости прибегнул, чтобы заполучить ее в жены. И тогда Тумадир неожиданно для Зухайра заявила ему, что умный и прозорливый отец ее тоже немного слукавил: отдал ему в жены не Тумадир, а другую свою дочь, то есть ее, Хиду.
Зухайр, удивившись тому, что услышал, решил все же убедиться, так ли это на самом деле. Лиц своих в те времена женщины от нищих и калик не скрывали. И Зухайр под видом человека бездомного, бродяги-скитальца отправился на становище клана отца Тумадир. Она же, переодевшись в мужские одежды, тоже поспешила туда, чтобы предупредить отца о том, что задумала. Суть ее замысла состоял в том, чтобы разоблачить переодевшегося шейха и подвигнуть его к тому, чтобы он все же заплатил за нее выкуп. Притом сделал это прилюдно. Ибо в противном случае, если бы вся правда с ее женитьбой раскрылась и соплеменники узнали, что шейх овладел ею хитростью и без обязательного в Аравии калыма, то насмешек по адресу ее семьи было бы не избежать, острых и на многие годы вперед.
На сей раз Тумадир перехитрила шейха. Поскольку Зухайр был в одеждах нищего, то, не ведая, дескать, кто он, его схватили. Объявили, что хотели бы убедиться, что он – не лазутчик, подосланный врагами. Доставили в шатер отца Тумадир, главы клана. И там, неожиданно для себя, он увидел свою жену. Тут-то она и поведала ему, почему так поступила. Узрев в красавице Тумадир еще и женщину мудрую, пекущуюся о чести и достоинстве отца и семьи, Зухайр возлюбил ее еще больше, чем прежде. Прилюдно заплатил отцу Тумадир выкуп в размере «тысячи верблюдов, 20 чистокровных арабских лошадей, 20 рабов и 20 рабынь». И жили они с тех пор в мире, любви и согласии. Тумадир родила Зухайру десятерых сыновей и красавицу дочь. Кстати, женщину, рожавшую 10 мальчиков, аравийцы величали Му’аджибой (Достойной восхищения). Дочь их, Мутаджарриду (Вызывающую восторг), сказания йеменцев описывают как «одну из самых красивых девушек своего времени» (11).
История эта сохранилась и дошла до наших дней, благодаря ‘Антаре, величайшему поэту Древней Аравии. Прославился он не только победами на «турнирах слова» в Сук-эль-‘Указе, не только подвигами на поле брани, но и горячей, беззаветной любовью к девушке Абле.
В VII в. до н. э. царство Сабейское или царство Саба’, как оно фигурирует в летописях «временных лет» Аравии, достигло пика своего величия. Власть сабейцев простиралась на все земли Южной Аравии.
В середине VII в. до н. э. сабейский царь (мукарриб) Йад’аил Зарих возвел мощные оборонительные стены вокруг храмов богу Алмакаху в Ма’рибе и Сирвахе, и богато украсил их.
