В октябре 1834 г. последовал новый приказ: отправиться на судне «Palinurus» в Кишну, встретиться с султаном Махры и попытаться приобрести у него Сокотру. На эти цели С. Хэйнсу выдали 10 тысяч талеров Марии Терезии (серебряная монета, имевшая в то время широкое хождение в Южной Аравии и в землях бассейна Красного моря). Английская колониальная администрация в Индии нисколько не сомневалась в том, что остров будет приобретен, ибо сразу же после заключения сделки С. Хэйнсу надлежало проследовать на Сокотру, занять остров от имени Английской Ост-Индской компании, и по прибытии туда военного гарнизона из Бомбея передать Сокотру в управление начальника этого гарнизона.
К немалому удивлению С. Хэйнса, правитель Махры, с которым он повстречался в Кишне, человек, с его слов, старый и слепой, обезображенный болезнями и одетый в какое-то тряпье, проявил невероятную силу духа. Был вежлив, но тверд и непреклонен в том, чтобы уступить англичанам хоть пядь своей земли. Заявил Хэйнсу, прямо, без обиняков, что его владения, земли султаната Махра с островом Сокотра, – это «дар Всемогущего», бережно хранимый махрийцами и передаваемый ими из поколения в поколение; и что какая бы то ни было сделка по данному вопросу невозможна.
После встречи и беседы с султаном Махры С. Хэйнс отправился на Сокотру. Высадившись на берег, обнаружил стоявшие уже там палатки английского отряда во главе с капитаном Р. Бейли. Информировал его о результатах переговоров с султаном, но тот, сославшись на полученный им приказ, остался на острове. Расставаясь с ним, С. Хэйнс и другие офицеры судна рекомендовали ему разбить лагерь в горах, близ Тамарида. Капитан к их словам не прислушался – и вскоре весь состав гарнизона подхватил лихорадку, и в апреле 1835 г. был эвакуирован с острова.
С. Хэйнс, покинув Сокотру, продолжил порученное ему дело по исследованию побережья Южной Аравии. Побывал в Накаб-эль-Хаджаре и Хисн-эль-Гурабе, посетил Эль-Мукаллу (через этот порт пролегал один из маршрутов работорговли). Указал в рапорте, что лично видел на тамошнем рынке выставленных на продажу 700 нубийских девушек – «по цене за голову от 7 до 25 фунтов». Сожалел, что из-за нехватки времени и денежных средств не смог обстоятельно познакомиться с Хадрамаутом.
Описывая жизнь и быт арабов Прибрежной Аравии, отмечал, что жили они в основном рыбной ловлей и торговлей – благовониями, алоэ и акульими плавниками, которые продавали в Китай при посредничестве торговцев в Маскате и Бомбее.
Аден, судя по отзывам С. Хэйнса, заинтересовал его больше, чем Сокотра и та же Эль-Мукалла, да и любое другое виденное им место на побережье Южной Аравии. Особенно привлекательной, с точки зрения обустройства стоянки для судов и угольной станции, он нашел глубоководную бухту Адена. Следует отметить, что так же об Адене отзывался в начале XIX-го столетия посещавший этот порт лорд Вэлентия (Valentia), из семейства Энсли, пэров Ирландии, назвавший Аден «Гибралтаром Востока».
Надо сказать, что впервые англичане обратили внимание на Аден, как на удобное, с географической точки зрения, место для дозорно-сторожевого поста Британской империи на пути из Красного моря в Индию, во время «египетского похода» Наполеона, намеревавшегося морским броском из Египта захватить Индию. В очередной раз в Лондоне заговорили об Адене в ходе войны Британии с Северной Америкой (1812–1814). Генри Солт, тогдашний английский генеральный консул в Египте, предлагал даже губернатору Бомбея направить в Аден несколько военных судов, чтобы они помогли султану Лахджа удержать Аден от перехода в руки американцев, активно действовавших тогда в этом районе.
В Адене, со слов С. Хэйнса, он видел 8-мильный акведук, построенный во времена владения города турками, при Сулеймане Великолепном (1520–1566), и древние водосборники, а также триста порушенных в большинстве своем колодцев и не более 90 обветшалых каменных домов. Особенно, судя по всему, его впечатлили руины древних фортов и великолепно сохранившаяся, мощеная камнями, дорога на горе Джабаль Шамшан.
Во время посещения Адена С. Хэйнсом этот некогда активный портовый город представлял собой, по его словам, «жалкую деревушку». Торговля в нем практически сошла на нет. Суда заходили редко, в основном из Индии, по пути в Моху, а также из Персидского залива и из портов Юго-Восточной Африки. Из Индии везли хлопчатобумажные ткани, рис, и небольшие партии свинца и железа; из княжеств Персидского залива – финики, а с африканского побережья – овец. Объем торговли, по выражению С. Хэйнса, был пустячным. Причиной тому – налоги, таможенные пошлины и портовые сборы, которыми обложил торговцев и владельцев судов султан Лахджа. Проживало тогда в Адене не более 600 человек, в том числе 250 евреев и 50 торговцев-индусов. Практически все коммерсанты город покинули, перебрались кто в Маскат, кто в Моху, а кто в Эль-Мукаллу. Вместе с тем таможенный пост сохранился; имелся таможенник с 2–3 помощниками. В городе располагался сторожевой отряд, «численностью от 10 до 50 бедуинов» (его состав увеличивался или уменьшался в зависимости от времени года и связанном с ним сезоном мореплавания).
Двадцатью восемью годами ранее, когда в Адене бывал Генри Солт, ставший впоследствии генеральным консулом в Каире, отмечает Гордон Вотерфилд, он отзывался об Адене как о главном рынке Южной Аравии по торговле камедью (гумми), завозимой сомалийскими торговцами.
Правителем султаната Лахдж (основан в 1728 г.), которому принадлежал Аден, являлся в то время деятельный султан Ахмад.
Он поддерживал в городе порядок. Привечал торговцев. Демонстрировал заинтересованность в англичанах – рассчитывал на их помощь как в борьбе с соседними племенами, так и в плане защиты на случай возможного броска на Аден со стороны Мухаммада ‘Али (1769–1849), паши Египта.
Имелся уже у англичан к тому времени и опыт сотрудничества с султаном Ахмадом. В сентябре 1799 г., когда из-за нехватки воды и продовольствия 300 британских и индийских солдат под командованием подполковника Мюррея (Миггау)вынуждены были покинуть захваченный ими остров Перим (май 1799 г.), то приняли приглашение султана Лахджа и перебрались в Аден. Оставались там до марта 1800 г., пока не исчезла опасность «французского нашествия на Индию». Она рельефно обозначилась в 1798 г., после вторжения Бонапарта в Египет, откуда он обращался к правителю Маската и нескольким индийским раджам с призывом действовать с ним заодно (письма Наполеона к ним перехватили агенты англичан). Во время встреч и бесед с подполковником султан обещал ему передать Аден в управление англичанам – в обмен за помощь в борьбе с соседними племенами. То же самое он повторил, к слову, и во время встречи с Хэйнсом в 1820 г., и во время беседы с Хатчинсоном (Hutchinson), агентом Ост-Индской компании в Мохе, в 1822 г.
Султан Ахмад, правитель Лахджа, был готов к тому, как прямо заявлял британцам, чтобы Английская Ост-Индская компания имела в Адене своего агента, как в Мохе (находился там с 1800 г.). В мае 1801 г., когда эту должность в порту Моха занимал доктор Прингл, то он посещал г. Сана’а’ и встречался с имамом. В ходе состоявшейся беседы имам высказывался за расширение торговли Йемена с Англией, и разрешил англичанам построить в Мохе госпиталь. В мае 1802 г. между сторонами был подписан договор «о дружбе и торговле». Он устанавливал таможенные пошлины на все ввозимые британцами в Моху и вывозимые из нее товары в размере трех процентов (3 %). Нарушая ход повествования, скажем, что в январе 1821 г. по новому договору с имамом их снизили (до 2,25 %). Произошло это под жерлами орудий британской эскадры, пришедшей в Моху в декабре 1820 г., чтобы взыскать с имама за ущерб, нанесенный арабами при захвате резиденции английского агента, во время которого имело также место избиение нескольких английских служащих.
