С тем обе и покинули комнату, оставив Майетолль сглатывать слёзы».
Наследник гор (часть 2)
— Предположу, что раз княжич погиб в водах Северного моря, и было ему, как минимум, лет двадцать, пророчество оказалось ошибочным, — со всей возможной предосторожностью отламывая от пирожного кусочек вилкой, поделился своими соображениями доктор Кримс. — Ох уж эти так называемые вещуны! Никогда не могут удержаться от того, чтобы не ляпнуть какую-нибудь гадкую нелепицу. К счастью, в наше время их туманным видениям верят лишь малограмотные крестьяне. А ведь помните, когда мы учились в университете, ваш покойный батюшка потащил всю нашу компанию к гадалке. Шары, кости, вонючий дым…Сейчас даже смешно. А тогда, каюсь, я перепугался до смерти. Уж больно страшна была та гадалка, да вся обстановка… Но так что же, угадал я?
— Позвольте, мой любезный доктор, не согласиться. Раньше хождение по разного рода мистическим кабинетам, посещение оракулов и читающих по внутренностям животных проныр было широко распространено как среди простого народа, так и среди дворянства. И сейчас клиентов у этих мошенников не стало меньше. Просто в высших кругах мода на подобные развлечения прошла, стала считаться дурновкусием. Что абсолютно не мешает заглядывать к гадалкам втайне. А что касается вашей догадки, я просто продолжу чтение.
«Месяц прошёл, но младенец не собирался так просто расставаться с жизнью. Он ел, спал и двигал всеми своими конечностями не хуже остальных детишек, и в возрасте тридцати семи дней был наречён именем Фабийолль, что значило «обычный, ничем не отличающийся».
— Что же это за имя такое? — всплеснула руками старушка Кивия, когда молодые родители пришли показать ей внука. — Неужто вы не понимаете, что нельзя такие имена давать? Кем он вырастет с таким-то именем?
— Главное, чтобы вырос, — сурово отбрил её зять».
— Вот тут я полностью разделяю мнение этого… Тейлуса? — энергично закивал головой господин Свойтер.
— Не знаю, не знаю. Имя — это первое слово, на которое учится реагировать ребёнок. Оно сопровождает человека всю жизнь, и многократное его повторение устами других людей словно бы выбивается в черепе, становится частью крови, частью выдыхаемого воздуха, частью мыслей и поступков. Я говорю не о мистике, а о доказанных наукой фактах. Вы читали недавнюю статью в журнале «Линия ума»? Там приводят исследования одного Шавейского врача… Вам ведь известно, что у шавейцев принято давать два имени — одно «явное», которым пользуются все, а другое — «скрытое», о нём знают лишь ближайшие родственники. И когда подросток достигает половозрелости, только тогда он может раскрыть своё подлинное имя всему миру. Так вот, замечено, что очень многие из них предпочитают оставлять именно «явное» имя в обиходе даже по прошествии нескольких лет. Потому что оно чаще звучало, произносилось большим числом людей, и стало более комфортным для слуха.
— Вот-вот, комфортным. Но, это, простите, и собака на кличку реагирует. А уж назову я её Злыдень или Мармеладка — злее или слаще её характер не станет, — возразил редактор. И уже с большим неудовольствием продолжил: — Не думаю, что именно имя повлияло на судьбу сартийского княжича. А если и повлияло, то уж точно — не в первую очередь.
— Да уж, да уж, — закивал Свойтер. — Позвольте, я продолжу.
И погрузился опять в извилистые линии букв:
«— Поймать бы этих девиц, — вслед за ним зло прошипела Майетолль. — Мы из-за их предсказаний чуть с ума не сошли. А, кроме того, теперь каждый встречный норовит что-нибудь такое ляпнуть, вроде: «Крепись, дорогая, с таким-то дитятком тяжко верно». И ведь, сколько я не говорила, что Фабийолль абсолютно здоров и крепок, ничто не действует».
— Нет, так не пойдёт. Если она собралась писать пародию, одно дело, но совсем другое, если есть претензия на старину. А в те времена таких выражений не употребляли. «Сон, мой, матушка больше не крепок. Тоска-тревога одолела, когда услышала я предсказание это. Каждый встречный своим долгом считает о нём помянуть. «Тяжко тебе, милая, с дитятком со своим. Но ты не кручинься, сил попусту не трать». Никто к нам домой заходить не хочет, будто у нас зараза какая завелась. Даже Левиёлль, что раньше дни напролёт у нас просиживала, на все приглашения отвечает отказом.
— Жрицы никогда не ошибаются, — мрачно глядя на копошащегося в её руках внука, парировала старуха. — Таково уж их наказание, чтобы ни сказали — всё правда. Да только пророчество то или предупреждение, не понять мне. Но знаю, кто точно скажет.
— Матушка… — взмолилась Майетолль. — Ты же не пошлёшь нас к тому полоумному?
— Он вовсе не полоумный. Уж нормальнее тех, кто своему сыну такое имя дал, — огрызнулась старуха.
— Что за полоумный? — не понял её зять».
«Старец Вайлех оказался вовсе не так стар, да и на ненормального не походил. Его уединённое жилище было чисто прибрано, хотя и заставлено множеством вещей, будто без всякой системы или порядка. Несколько огромных сундуков, стоящие пирамидой один на другом, накрывала разноцветная рогожка, а под потолком парила сложная конструкция из перьев, палок и, как надеялся Тейлус — все же животных костей. За неплотно задёрнутой шторой гость смог рассмотреть уголок кровати, а большую часть светлицы, как и положено, занимала побеленная печь и стол с лавкой.
Неугомонная тёща уговорила-таки их с Майетолль сходить к ведуну. И хоть путь предстоял не близкий, но перечить старухе супруги не стали. Лучше один раз уступить, чем всю оставшуюся жизнь выслушивать упрёки от этой карги. К тому же, хотя оба не верили ни в пророчества, ни в «связь с Эхом предков», им стало интересно выслушать приговор Вайлеха. Поговаривали, что до того как податься в ведуны, он две дюжины лет был лекарем в столице. Пусть посмотрит на Фабиойлля, и скажет, наконец, что с ним всё в порядке. Если знакомых не могли убедить слова его родной матери, может, хоть вердикт ведуна заткнёт злые языки.
— Дайте его! — Едва муж с женой пересекли порог добротной избы, приказал Вайлех, ткнув пальцем с длинным ногтем в плетёную корзину за спиной у Тейлуса.
— Доброго здравия вам, мудрый, — попытался соблюсти приличия тот. Но ведун не обратил на приветствие никакого внимания:
— Дайте, — лишь повторил, и от тона его голоса у Майетолль побежали по спине мурашки.
Хоть и выглядел Вайлех довольно благообразно: коротко пострижен, с заплетённой в косу бородой, в чистой рубахе и портках, — но женщине немедленно захотелось развернуться и убежать».
— Неужели ведун должен быть обязательно заросшим и грязным? — вслух пустился размышлять доктор Кримс. — И я нахожу некоторое несоответствие в описании. Благообразный, но с длинными ногтями. Вполне нормальный, но женщине от его вида страшно стало.
— Не от вида, а от голоса, — поправил редактор. — Вы весьма невнимательны, мой друг. И, вообще, прекратите меня перебивать, иначе мы так и застрянем в предисловии, а до основных событий истории так и не доберёмся. А мне, между прочим, к девяти надобно быть дома.
