Путник заглянул в ближайшее зеркало. Вначале гладкая поверхность отражала лишь его собственное лицо, освещённое тусклым светом лампады. Но постепенно в глубине один за другим стали возникать образы. Пока лишённые цвета и объёма, подобные размытым теням. Отец, мать, Мирдар…
С каждым мгновением видения становились всё чётче, напитывались краской. Путник и сам не понял, когда пропала комната колокольника, и он очутился посреди залитой солнцем улицы. И не месяц астры стоял, а начало третьего месяца весны, и повсюду было белым-бело от цветущих вишен, яблонь и груш. На гнедом коне восседал широкоплечий мужчина с копной тёмно-пшеничных волос, а в седле чалой кобылы трясся белобрысый юнец. Лепестки падали им на макушки, лезли в рот, так что приходилось то и дело отплёвываться.
— Вот скажи мне, почто так орать надобно было? — спросил младший из всадников. — И какая ему вожжа под хвост попала? Ну, не нравится мне эта девица, что я могу поделать. Так нет, заладил, чтобы я женился, и немедля. А, я может, в другую влюблён.
— Да ну? — изумился второй. Впервые слышал он от брата такие речи. — И в кого же это, интересно?
— Я сказал «может», — сразу стушевался юноша. — Просто надоело всё это. Сам Мирдар, между прочим, жену себе несколько лет искал, пока не нашёл по сердцу. А мы с тобой, что же, хуже него? Батюшка никогда меж нами различий не делал, всё делил поровну, у всех совета спрашивал, всем слова давал. А как не стало его, так Мирдар совсем зазнался. Хочешь за всех решать, всем указывать. Мы с тобой не холопы, а родная кровь великому князю.
— Ты больно-то не ворчи. Сам знаешь, Мирдар вспыльчив, да отходит быстро. Поговорите после с холодными головами. Уверен, всё разрешится.
— Тебе хорошо, — завистливо протянул белобрысый. — Поругались, махнул в гарнизон своих дружинников гонять. А я как девка красная, сижу в тереме, носа за порог казать не могу. Хоть бы брат своё обещание выполнил, отправил меня куда. Уж больно хочу я края другие повидать, узнать, правду ли о них в книгах пишут.
Ничего на это не ответил его собеседник. Только улыбнулся себе в усы горько. Знал бы Эритель, каково это — месяцами родного дома не видеть. Знал бы, как тяжело каждый раз седлать коня, не зная, через сколько вернёшься. И вернёшься ли?
При батюшке всё было более-менее тихо. Но, сейчас то тут, то там на границах вспыхивали лесным пожаром восстания. И, почуяв слабину нового правителя, соседи принялись точить мечи. К счастью, пока на рожон не лезли. Присланные в столицу послы елейно улыбались, раскланивались, едва что носки сапог Мирдару не целовали. Но за всеми этими ужимками и улыбками, за сладким многословием неизменно слышалось одно: «Отдайте нам то, выдайте это». Так что женитьба младшего из братьев-княжичей была делом времени. А любовь…
Говорили, что принцесса Берении невозможно как хороша. Да и возраст у них с Эрителем одинаковый. Только вот забавы у неё были вовсе неподходящие для девицы. Не любила Ёнвиль в светлице сидеть да крестиком вышивать. Брала она лук со стрелами и целыми днями лазала по горам да стреляла местную дичь. Сама правила кораблями и сражалась наравне с мужчинами. Но что поделать: сурова природа северных остров, потому и люди там рождаются ей под стать.
Они выехали на широкую улицу. По другой стороне дороги два вола тянули телегу. Завидев княжеских родичей, возница громко закричал:
— Тпру-у, стой! Доброго здоровья, милостивые судари.
— И Вам, Касьян Демидович! — откликнулся старший из братьев.
Хорошо знал он купца, что поставлял к княжескому двору различные продукты и редкие товары. Отчасти из-за этого дела Касьяна Демидовича шли в гору. Слава человека надёжного, которому «сам князь доверяет», делали купца в глазах других клиентов значительнее и важнее.
Но Касьян Демидович нос не задирал. В палаты входил без шапки, и всем встречным кланялся без разбора: и дворянам, и челяди. И все знали: не ради выслуги, не ради лишнего золотого, а только из уважения так делает купец. На Касьяна трудилось два десятка расторопных людей, имелось несколько подвод, которые он отправлялс крупными караванами в разные страны. Но самой большой мечтой купца оставалось собственное судно, чтобы вести дела и за морем. Не часто можно было увидеть Касьяна Демидовича вот так, в простой рубахе из некрашеного льна да ещё самого правящего возом.
Младший князь точно в статую обратился, глядя на сидящую в телеге девушку. Та потупила взгляд в ответ и приветливо улыбнулась. Потом, словно спохватившись, подняла глаза на второго всадника.
— Юлана, — кивнул тот. — Как поживаешь?
— Хорошо, Османт… Родимович, — с некоторой запинкой ответила купеческая дочка.
Большие светло-карие глаза смотрели на всадника с некоторой опаской, будто Юлана боялась сболтнуть лишнего или как-то выдать свои истинные чувства. Телега уже покатила дальше, и лишь тогда девушка крикнула:
— Погоди, батюшка!
Пришлось купцу послушаться. А Юлана соскочила на землю, подбежала к чалой лошадке и что-то зашептала Эрителю. Всего несколько долгожданных слов: «Жду вечером на нашем месте… не забудь…», — и стрелой помчалась обратно.
Когда свет померк, и Путник вновь оказался в комнате, на лице его блестела солёная влага. Он помнил, как тем же вечером Юлана стояла в проёме заброшенного амбара, а тёплый свет заката падал на её светлый сарафан. А через два месяца на столицу обрушилась беда.
Ястреб ничего этого не видел. Или не пожелал смотреть. Всё, что пережил чужак, проходило сквозь него, как ручей проходит сквозь щель между камнями на дне. Только сор оставался с одной стороны, а чистые, светлые воспоминания бежали дальше. Но мастер знал, что всю грязь и ил даже ему не по силам вычерпать. Предательство калёным наконечником вонзилось в тело Путника, да так и осталось. Скоро уже и непонятно будет: где кончается сердце и начинается металл.
Догадался колокольник и об истинном имени чужака. Много легенд ходило с тех пор, как жили в Сартии трое братьев-князей. Когда на их земли напало громадное чудище, разоряя села и убивая всех жителей без разбора, двое младших отправились в путь по морю. Искали они способ убить тварь, а нашли собственную погибель. Отправились на дно их ладьи, а сами княжичи утонули в ледяной воде вместе со всей дружиной. Лишь спустя несколько месяцев к родному берегу прибило несколько досок да обрывок чьего-то платья.
— Что, Ястреб, — вывел мастера из долгих раздумий заказчик, — будешь ковать мне оберег? Возьмёшься за такую работу или не по плечу тебе она?
— Возьмусь, государь.
— Не зови меня так, — посуровел чужак. — Это раньше все мне кланялись, но те времена давно минули. Я теперь всего лишь Путник. Так и обращайся ко мне, как к ровне.
Под вечер работа была закончена. Небольшой медный колокольчик Путник отдал Тивиссе. Та непонимающе подняла брови:
— Потерять боюсь, — ответил мужчина. — Повесь его где-нибудь.
Серебряный колокольчик (эпизоды 5 и 6)
5
