Ночь наступала. Если бы не навыки Путника и чутье его спутницы, они бы давно заблудились. В скудном свете масляного фонаря лес выглядел совсем иначе, чем днём. Даже деревенские детишки, знавшие каждую его тропку, каждую полянку и все овраги, не решались соваться сюда после наступления темноты. Ибо после заката пробуждались иные, тёмные силы, от которых доброму человеку не было спасения.
Из нор да вылезали костлявые шептуны — останки тех, кто заплутал однажды в лесу да умер от голода. Днём они пугали неожиданным хрустом ветки, снимали птиц с гнёзд, заставляя тех пронзительно кричать, но с заходом солнца становились бесшумны, нападая на любое живое существо и ломая тому шею. Волосатые страхолюдины, притворяющиеся днём замшелыми кочками, просыпались, чтобы схорониться в кустах, сверкая глазами. Подойдёшь поближе, ничего не найдёшь, только листья колышутся, а стоит отвернуться — нападёт да задушит. Это не считая другой нежити да нечисти, что хоть и не могла убить, но всячески вредила.
Даже Путнику сделалось не по себе. Чтобы как-то развеять мрачное настроение и немного приободрится, он пристал с расспросами к Тивиссе. Мол, что де за зелье она готовить собралась, и в чём его действие? Показалось, что ворожея вновь впала в прежнее состояние. Глаза её что-то высматривали, не здесь, а внутри своего существа, губы беззвучно зашевелились, и лишь спустя годы (так показалось чужаку) из них вырвались слова:
— Оно умертвит мою плоть. Кровь трупоеда — жуткий яд, в чистом виде одна его капля способна убить всего через несколько минут. Но если смешать её с отваром кое-каких трав да произнести специальный заговор, то таким питьём можно подавить жизненное начало, не причиняя телу никакого вреда. Обычно подобное зелье применяется, чтобы тебя не могло найти ни одно поисковое заклятие. Всё будет твердить о том, что ты мёртв, хотя ни дыхание, ни сердцебиение не прекратятся. В моем случае я обманываю лишь свой дух, что более не может спокойно покоиться в человеческом обличии. В общем-то, его много где можно применить. Если добавить пару компонентов, то зелье становится совершенно безопасным для тела, но вот Эхо навсегда угасает. Говорят, одного из древних правителей попотчевали таким снадобьем, и тот вскоре потерял и память, и речь, и здравомыслие. К счастью, для зелья достаточно совсем немного трупоедской крови, а хватает его на целый год. Обычно я не тяну до последнего, не даю проявиться своей сути. Но разве можно было бросить тебя в беде?
— Ох, нашла беду! — фыркнул мужчина. — Я давно привык к своим кошмарам.
— Дело не в привычке. Обычно я легко читаю историю чужих жизней, но в твоём случае всё слишком… размыто. Словно через мутное стекло видится мне, что лежат на тебе какой-то долг и вина. Они-то и держат прочными канатами, не дают покоя. А каждый кошмар как новое волокно, только силы вливают в них. Возможно, если ослабить путы, скорее смогу разглядеть остальное.
— И что конкретно ты видишь? — Теперь некоторые загадки для Путника разрешились, но оставалось ещё их великое множество.
Тивисса прикрыла глаза, наморщила лоб, сосредотачиваясь. Но тут же досадливо тряхнула головой:
— Я вижу страшного зверя, крылатого монстра в огне. Вижу скалы, окружённые волнующимся морем. Там кто-то стоит, но стоит мне напрячь зрение, как всё пропадает. Остаётся лишь беспроглядный мрак. Не знаю, гость дорогой, что стряслось с тобою, но одно мне ясно: плотным коконом вокруг тебя обернулась магия, да такая, что ни одному шаману не одолеть, — ворожея открыла глаза, тяжело вздохнула. — Не взыщи, Путник, не чем мне утешить тебя.
— Что ж, и на том спасибо, — улыбнулся в ответ мужчина.
— Шш-ш!
Тивисса приставила палец к губам, показывая, что разговор их закончен. Жестом попросила у чужака бурдюк, который тот тащил всю дорогу, обернув лунной тканью, чтобы к ним не прицепились все местные падальщики. За три дня мясо стало вонять совершенно невыносимо. Будь Путник даже очень голодным хищником и то бы не стал покушаться на такое сомнительное угощение. Но Тивисса уверяла, что для трупоеда начинка мешка стала даже привлекательнее. Вдвоём с чужаком они подвесили приманку на толстую ветку одного из клёнов, так, чтобы нежить не сразу смогла до неё добраться. Поставив фонарь на землю, ворожея достала из своей сумки несколько небольших остро заточенных колышков.
— Помоги мне разгрести листву, — тихо попросила.
Её спутник опустился на колени, старательно заработал руками. Под слоем опада обнаружились зелёная глупая травка да несколько готовящихся к спячке жучков. Почва была влажной и мягкой, так что колышки легко вошли в неё, образовав непонятную пока фигуру. И только когда Тивисса натянула между ними толстую бечеву, мужчина распознал знакомый ему с детства знак — колдовскую руну подчинения.
Когда-то придворный чародей обучил маленького князя тайному языку, правда, в устах простого смертного священные слова не имели никакой силы. Путник думал, что за столько лет полностью забыл их, но некоторые знания никогда не теряются. Особенно те, которые ты получаешь, открыв рот и с нетерпением слушая своего учителя. До сих пор не ясно, с чего вдруг старик Шамул решил раскрыть обычному мальчишке ведьмовские премудрости. Да, всем сыновьям правителя необходимо было знать о ядах и некоторых опасных наговорах, чтобы суметь защитить себя от сглаза или отравы, подсыпанной на пиру. Но не более того. Посему Путник чувствовал себя избранным, особенным. И сейчас это чувство вернулось, как далёкий отголосок знакомого голоса. Его голоса…
Когда всё было готово, Тивисса заново присыпала бечеву листвой да мелкими веточками. Теперь им оставалось только ждать. Небольшая яма как раз подошла для того, чтобы мужчина и ворожея затаились в ней, свернувшись в три погибели. Фонарь пришлось затушить, и на некоторое время оба оказались очень уязвимы.
Лишь когда глаза привыкли к темноте, а бурление крови в висках утихло, Путник прочувствовал неудобство своего положения. Подогнутые ноги быстро превратились в два набитых сеном мешка, доносящаяся до них вонь гниющего мяса рождала желание закрыть нос, а лучше — научиться совсем не дышать. К тому же в яме было довольно сыро и грязно: не прислониться, ни улечься поудобнее. Зато они могли увидеть приближение трупоеда до того, как тот засёк бы охотников. И чудище не заставило себя долго ждать.
Тёмно-серая шкура, огромные когти, приплюснутая башка с сильными челюстями, способными перемалывать даже кости. Настоящая машина для уничтожения трупов. Большие ноздри с силой втягивали воздух, пока взгляд маленьких красных глаз метался туда-сюда по поляне. Еда должна быть где-то неподалёку, трупоед не мог ошибиться. Он прошёлся по кругу, пока не обнаружил висящий над головой бурдюк. Наверное, это припасы убурука, трупоед частенько обворовывал их, если те не удосуживались затащить свою добычу повыше, оставляя на нижних ветках. Убуруки не приносили вреда людям, более того, боялись их, зато в голодное время пробирались в деревни и утаскивали мелкий скот или собак. То ли на этот раз труп за что-то зацепился, то ли хвост его запутался в ветвях, но сдёрнуть добычу ни с первой, ни со второй попытки не удалось.
