Трупоед приблизился к стволу, приподнялся на своих коротких задних лапах, вытянул передние — более длинные — вверх. Зацепил кожу когтями и снова дёрнул. Верёвка лопнула, бурдюк повалился прямо между колышками. Чужак поудобнее перехватил лук, приготовившись стрелять.
— Не надо, — прошептала Тивисса.
— Я думал, мы убьём его.
— Нет.
— Это же нежить! — не понял мужчина. — От него никакой пользы.
— От половины населения Элпис никакой пользы, но это не значит, что каждого второго надо расстреливать из лука. Нежить — тоже часть этого мира. Да, ничего хорошего от трупоедов, упырей и подобных им существ ждать не приходится. Но нельзя убивать даже их просто так. Убийство похоже на кислоту, что разъедает тебя изнутри, вплетается в твоё Эхо, ослабляет твою связь с Великой Птицей. И чем оно бессмысленнее, тем опаснее. Так что не натягивай так тетиву, не спеши выстрелить. Смотри, он уже попался в мои сети.
И правда. Трупоед метался по пяточку под деревом, будто окружённый со всех сторон огненным кольцом или невидимой стеной. Тивисса выбралась из своего укрытия. Путник невольно сглотнул: вокруг ворожеи будто дымка сгустилась, делая контуры её фигуры размытыми. И снова тот взгляд — всезнающий, проникающий до самых печёнок. Как тогда, когда женщина превращала лунный свет в нити. Только жужжания прялки не достаёт. И снова слова её достигали цели, били по самому больному, каждый, что острыйкамешек, зарождающий круги на поверхности озера воспоминаний.
— Оно не было бессмысленным, — пробормотал мужчина, вылезая вслед за ворожеей из ямы.
Вот она подошла ближе к клёну, провела рукой сверху вниз. В горле женщины рождались странные, гортанные звуки. Трупоед ответил таким же низким полулаем-полурыком, с ненавистью уставившись на внучку духа. А та ещё громче повторила команду, так что аж Путнику захотелось немедленно замереть и позволить делать с собой, что угодно.
Это была не магия, во всяком случае, не привычные заклятия. Тивисса владела первозданным языком бытия, общаясь со всеми созданиями на равных. Она не черпала силу из искусственных обрядов, она сама была частью силы, что наполняла прежде все уголки мира, пока в нём не появился первый человек. Потому её слушались сны, а свет солнца превращался в муку. Потому она видела суть происходящего и смотрела в обе стороны реки времени. И потому сейчас безбоязненно протянула к трупоеду руку с кинжалом и сделала на его плече небольшой надрез. Чёрная густая кровь закапала на землю, прожигая в листве дымящиеся дырочки. Нежить дёрнулась от боли, попыталась куснуть Тивиссу, но в последний момент сомкнула зубы в нескольких пальцах от её шеи. Теперь осталось лишь собрать кровь в небольшой пузырёк. Ни дерево, ни сталь не могли служить для этого. Даже кинжал, которым воспользовалась женщина, более оказался ни для какой работы не пригоден. Кромка его тут же заржавела, затупилась. Лишь хрусталь, выплавленный из полярного песка, не портился под действием трупоедской крови, наоборот, становясь крепче.
— А вот теперь тебе лучше прицелится и отойди подальше, — сказала Тивисса, одновременно с этим выдернув один из колышков.
Рисунок руны был нарушен. Тварь зарычала, но предпочла не связываться со странными двуногими, а набросился на давно дожидавшуюся его добычу. Бурдюк тут же был разорван, и трупоед с удовольствием зарылся в дурно пахнущие ошмётки мяса. Воспользовавшись этим, ворожея вместе с Путником отступили к тропе. Продолжая держать нежить в поле зрения, мужчина дождался, пока его спутница подберёт фонарь. И снова — пара слов, и огонёк пламени заплясал на фитиле. Он уже перестал удивляться подобному. Да и не до удивления было. Им предстоял трудный путь домой.
Серебряный колокольчик (эпизоды 9 и 10)
9
— «Нельзя поворачиваться через левое плечо, иначе к тебе привяжется злыдень и будет пакостить, покуда не кинешь в него горсть соли», — Путник перевернул очередную страницу, поднял глаза на Тивиссу. Он только что поужинал, на этот раз — куском копчённого мяса и взваром из шиповника, несколько плодов которого лежали на столе вспоротые, и ворожея концом острого ножа выбирала из них орешки. — Твои предки собирали не только полезные советы. Я множество раз оборачивался как через правое, так и через левое плечо, и ничего со мной дурного не случилось.
— Кроме проклятия, — краешком губ ухмыльнулась женщина.
— «Если увидел на дороге потерянную пуговицу, то обязательно наступи на неё и произнеси: «Пусть всё потерянное возвратится во имя Птицы. Тогда в скорости найдётся любая исчезнувшая вещь, тебе принадлежащая». И это работает?
— Не знаю. Никогда не находила пуговиц на дороге. Однажды нашла чей-то лапоть, но про такое в семейном собрании ничего не говорится.
Настал черед улыбнуться самому Путнику, уж больно потешно выглядела нынче ворожея. На голове — разноцветный платок с кистями, торчащий подобно второй паре диковинных ушей, руки она то и дело отирала о передник, который давно из белого превратился в пятнистый. Розоватые отпечатки крови, серые следы золы, мазки краски соседствовали на нём с застывшими кляксами каши. По этому переднику можно было узнать больше, чем по иным картам. Тивисса всерьёз считала, что каждый раз, когда она стирает его, на мир обрушиваются страшные напасти.
С некоторых пор Путник перестал с пренебрежением относиться к подобным россказням. И на всякий случай попросил женщину проверить его одёжку. Вдруг та тоже обладала скрытыми свойствами? Ибо он частенько замечал: стоит сменить в походе рубаху, как обязательно во что-нибудь вымажешься, а коли порвёшь плащ, как тут же похолодает или дождь польёт.
Стоило Тивиссе выпить зелья, как стала она прежней. Пропал её ледяной всевидящий взгляд, лицо из каменного сделалось живым и подвижным. Ночь напролёт варила она своё снадобье, мешала в большой чаше разные порошки и незнакомые гостю цветы. Сначала тёмно-зелёная жижа бурлила, пузырилась, но стоило ворожее капнуть в неё крови трупоеда, как та тут же успокоилась и сменила цвет, став лазурно-голубой.
Оба они жутко умаялись, а потом проспали почти до полудня, чего с Путником не случалось, наверное, лет сто. После того, как болезнь отпустила из своих лап Тивиссу, а её гостю позволила спокойно вздохнуть, вернулись привычные заботы. Опять что-то где-то отвалилось, расстроилось, требовало починки. К тому же пришла пора сбора яблок. Каждый год Тивисса обрывала их, резала и сушила. Скукожившиеся потемневшие кусочки прошедшего лета хранились в большом берестяном коробе почти до самой весны. Несколько дней они потратили на заготовку, так что и словом было некогда перекинуться. И теперь, когда работа была окончена, Путник принялся доводить ворожею вопросами, отчего в итоге та не выдержала и сунула ему в руки объёмный фолиант, веками заполнявшийся её предками, а сама занялась очередной стряпнёй.
Поглядывая на чужака, Тивисса думала обо всех этих долгих неделях, проведённых вместе. И казалось: так и должно быть. Дом с его появлением стал ещё уютнее, хотя казалось, такое просто невозможно. Верное плечо и крепкая рука Путника стали для Тивиссы хорошим подспорьем.
