— Красная буря, — почти одновременно закончили за него Стиворт и Лайтнед.
— Точно.
Эту горечь невозможно было ни с чем перепутать. Последняя песчаная буря пронеслась над королевством три года назад. По сравнению с некоторыми предыдущими, эта почти не нанесла никакого урона и продлилась всего часа четыре. Дороги, крыши и все более-менее подходящие для того поверхности занесло слоем песка толщиной в два пальца, который ещё в течение недели собирали как городские службы, так и сами горожане. Но привкус продолжал ощущаться спустя целый месяц. Горько-кислый, навязчивый, перебивающий вкус пищи, не смываемый ни вином, ни душистыми отварами.
Учёные давно нашли объяснение красным бурям, обнаружив на севере огромные залежи хрустального песка. Часть из них была похоронена под толстым ледяным панцирем, но обширные пустоши лежали ниже так называемой линии замерзания. Холодные, безжизненные пространства с высокими красно-коричневыми барханами, одним своим видом навевающие жуть на любого, кто попадал в те места. Правда, таких экстремалов находилось не много. Добывать хрустальный песок — занятие неоправданно затратное и просто опасное. Все отправленные на полюс группы носили чисто научный характер, хотя лет сто-сто пятьдесят назад и предпринимались попытки разбить в тех краях постоянный лагерь. Но низкие температуры, отсутствие связи (песок глушил все сигналы, а доставка писем заняла бы целую вечность) и куча иных трудностей заставили ушлых предпринимателей отказаться от своих грандиозных планов по монополизации добычи столь редкого ресурса. Так что им осталось дожидаться, когда ветер сам доставит его к их порогу.
— Ничего не понимаю, — признался профессор.
Он то и дело облизывал кончиком языка губы, отчего стал похож на змею. «Большого старого питона», — нашлось сравнение у Лайтнеда.
Воздухоплаватели остановились, оглядываясь, ища следы хрустального песка, но земля под их ногами была всё такой же желтовато-сероватой. Что-то резко хрустнуло под ногой Густаса, и инженер в испуге отскочил почти на два локтя в сторону. Первым понял, в чём дело, как всегда, Дерек. Брови его снова поползли к переносице подобно двум обеспокоенным гусеницам, но в глазах не отразилось ни тени страха. Старпом опустился на корточки и принялся что-то тщательно подбирать с земли.
— Что это? — охрипшим голосом спросил Леон.
— Не знаю. Но напоминает кусочек витража. Или какой-то посуды.
— Витража?
Стиворт разжал кулак, продемонстрировав всем несколько мелких разноцветных пластинок. На вид они выглядели точь-в-точь как стеклянные: прозрачные, блестящие и острые по краю — один из фрагментов чуть не прорвал перчатку Дерека. Но стоило капитану взять такую пластинку и чуть сильнее сжать между пальцами, как та немедленно покрылась сетью трещинок и буквально осыпалась мельчайшим крошевом. Подхваченное порывом ветра, оно остроконечными снежинками закружилось над исследователями, и на языках вновь появился знакомый привкус.
— Это полярный хрусталь. — Тем временем профессор обратил внимание на растущий рядом куст. Точнее, на поблёскивающие в закатном свете листья. — Им всё тут усыпано. Вот, посмотрите, у корней, между черешками и веткой сколько набилось. И вот ещё несколько осколков. Но я никогда не видел, чтобы волшебное стекло так себя вело. Оно прочнее многих сплавов, но тут почему-то одна крошка.
— Вы уверенны? — выбрасывая остальные кусочки подальше в сторону, уточнил Стиворт, но получил утвердительный ответ уже от главного инженера:
— Да. Анализатор согласен с господином Юсфеном. Это хрусталь. Такой же, какой выплавляем мы на Элпис. Хотя почему он настолько хрупкий — не понятно. Может, здесь что-то в воздухе или почве? Или на этой планете происходят какие-то процессы, о которых не указано в том трактате? Без дополнительного оборудования трудно сказать…
— Он просто старый. — Все повернули головы к Лайтнеду. Тот, как ни в чём не бывало, повторил: — Когда хрусталю больше четырёх сотен лет, оно начинает деградировать. Если обычное стекло мутнеет, стекает, то изделия из красного песка просто превращаются в пыль.
— Откуда вам это известно? — растерялся Юсфен.
— У меня была одна вещь. Фамильное украшение.
— Ваш род настолько древний? — продолжал допрос старик. — Надо же, я и предположить не мог. И что это была за вещь?
Но капитан не ответил. Повернувшись к профессору спиной, он молча зашагал дальше. Сопровождавшей Фредрика троице ничего не оставалось, как поспешить за ним, переговариваясь между собой вполголоса: «Надо же, вот это да? Интересно, как удалось сохранить такую редкость? А я думал, хрусталь в ту пору только начали выплавлять».
Лайтнед хмуро оглянулся через плечо на шепчущихся мужчин. Не к месту он раскрыл свои знания. Надо было промолчать. Но последнее время его постоянно что-то подмывало открыть рот, толкало на ненужную откровенность. Как тогда, в УЗЭ-отсеке. Хорошо, что у него нет привычки пить, как у Клаудеса. Спиртное быстро развязывало мичману язык, и тот начинал делиться своими, не всегда приличными, историями из личной жизни. Фредрик надеялся, что даже не в совсем трезвом уме он вряд ли разболтает свою тайну, но плодить любого рода слухи ему также не улыбалось. Нет-нет. Осталось совсем немного, надо потерпеть. Доиграть роль бесстрашного покорителя космоса. Довести этих троих и весь остальной экипаж до дома. А потом он запрётся в небольшой квартирке, которую снимал последние пять лет перед полётом, и начнёт свои приготовления. Какие? Лайтнед и сам не знал, что именно будет делать в той норе, которая служила ему домом. Но продолжил шагать дальше, всё быстрее и быстрее, чтобы колотящееся от напряжения сердце заглушило своим стуком роящиеся в голове вопросы и предположения.
Что-то больно ударило по глазам. Как если бы кто-то пустил прямо в них солнечный зайчик. Лайтнед притормозил, стараясь рассмотреть источник света, но так и не смог его определить. Какой-то отражатель находился в нескольких десятках локтей справа от них, так что пришлось свернуть с намеченного маршрута и обогнуть холм. Открывшееся воздухоплавателям зрелище превосходило по своей изощрённости все фантазии капитана. Прямо перед ними на боку лежал кит, точнее, его останки, горевшие горой драгоценных камней.
— Хрусталь, — зачем-то проговорил профессор.
— Много хрусталя, — сглотнул рядом Густас.
Самая главная загадка была раскрыта. Ощерившегося в небеса железным остовом Хранителя Эха вряд ли можно было перепутать с настоящим животным.
XVII
«Девяносто три, девяносто четыре, девяносто пять…» — зачем-то считал шаги Густаса капитан. Для того чтобы обойти остов кита, главному инженеру их понадобилось девяносто девять. Остальные предпочли остаться на месте — и так было понятно, что останки довольно долго пролежали на месте. Между стальными прутьями, похожими на рёбра, проросла трава, почва вокруг «трупа» перемешалась с чешуйками обшивки.
Потускневший, лишённый выражения глаз кита на самом деле оказался пластиковым шаром с диафрагмой наподобие тех, что используются в фотографических аппаратах. Скорее всего, он и был предназначен для съёмки окружающего пространства, хотя даже Леон не смог понять, каков принцип его работы.
