Остальное устройство Хранителя также оставалось загадкой. Ни одной привычной платы, минимум проводов, только множество полупрозрачных панелей размером не больше ладони. Они крепились к внутреннему каркасу из тёмно-коричневого металла, и, судя по всему, раньше составляли почти всё внутреннее пространство кита, но сейчас от них оставались лишь редкие островки. Стиворт наклонился и выломал одну из таких панелей, которая и так едва держалась. Правильной шестигранной формы, толщиной примерно одну десятую вершка, она имела сложную внутреннюю структуру. Стоило старпому установить панель против солнца, как на лицо его затейливым узором легли тени. Профессор потянулся за вторым элементом, споткнулся об очередную железку, но Лайтнед успел подхватить старика под локоть:
— Благодарю, Фредрик, — переведя дух, улыбнулся тот.
— Позвольте мне, — поспешил к ним главный инженер. Сняв перчатку, он бесстрашно коснулся намеченного профессором шестиугольника. — Надо же, на ощупь они совсем не такие, как кажутся на вид. Я думал, они гладкие, как пластмасса, но нет. Скорее похоже на какую-то ткань, вроде мешковины.
— На твоём месте я бы ничего не стал бы здесь трогать, — вмешался в разговор Стиворт. — Лучше замерь излучение. Эта штука плавала в космосе, демон знает, сколько. И какие частицы на неё осели — тоже неизвестно.
Вопреки словам старпома, Густас не стал поспешно одёргивать руку, но измеритель проникающих лучей вынул. Нажав несколько кнопок, дождался характерного писка прибора и пожал плечами:
— Всё в норме.
— Может, он никогда и не взлетал? — предположил Юсфен.
— Скорее, наоборот: слишком долго пролежал здесь, — решил капитан. — И всё-таки Дерек прав. Не стоит ничего хватать голыми руками. Прошу всех впредь стараться соблюдать максимальную осторожность. Отсутствие проникающего излучения не означает, что тут вовсе безопасно. После того, как вернёмся на «Элоизу», каждый должен пройти полный медосмотр.
— Хорошо, сэр.
— Слушаюсь, капитан.
— Ладно, Фредрик. — Ответы прозвучали разрозненно, но командир цеппелина был вполне удовлетворён ими.
Пока по его просьбе Стиворт делал снимки своей портативной камерой, а профессор что-то выдалбливал небольшим молоточком, Леон взглядом подозвал Лайтнеда поближе и заговорил:
— Я не хотел говорить при остальных… Но кое-что меня смущает.
— Что именно? — напрягся капитан. — О чём ты?
— Ваш кристалл. Ну, тот, который вы выкупили у знающего человека, — голос инженера понизился до свистящего шёпота. — В общем, они очень похожи.
— Кто? — вся эта загадочность порядком достала Лайтнеда.
— Те штуковины внутри кита и ваш кристалл. Не удивлюсь, если они сделаны по одной технологии. Не знаю, как это возможно, и где вы его достали, но… — оборвал свою речь Густас выразительным вздохом.
Командир «Элоизы» задумался. У него было два варианта. Первый: продолжить своё молчание, воспользоваться положением руководителя и просто-напросто замять разговор. Или довериться этому мальчику, ведь он так искренне хотел помочь своему капитану. Людей, с которыми Лайтнед был хоть сколько-нибудь близок, можно было пересчитать по пальцам одной руки. История человечества, как и его личная, твердили о том, что в этой жизни невозможно найти никого, кто бы любил тебя больше, чем ты сам себя любишь. Никого, кто-то унёс твою тайну в могилу. Или специально разболтают, или невольно выдадут. Запишут в дневник, расскажут в виде забавного анекдота на ушко случайному попутчику, прошепчут в бреду агонии. А потому счастливцев (или несчастных, как посмотреть?) знающих того, кто носил имя Фредрика Лайтнеда, в природе вовсе не существовало.
Он закрыл глаза, и тот час же перед мужчиной возник расплывчатый образ выходящего в маленький садик окна. Там стояла клетка, и дорожка из крошек тянулась от неё по всему подоконнику. Они прилетят, уверяла не-ведьма, и сны пугливыми пташками слетелись, склёвывая разноцветные бусинки, с каждым взмахом крошечных крыльев приближаясь к ловушке. Теперь он сам оказался рядом с железными прутьями. Вон они — топорщатся во все стороны разорённой китовой тушей. Сколько ему пришлось перелопатить глины, прежде чем найти сдобные крошки? Прежде чем оказаться здесь, в чужом, но почему-то необъяснимо знакомом мире? Предпочитая молчание. Предпочитая одиночество. Предпочитая не-жизнь.
— Что ты знаешь о сартийском ящере?
Невинный вопрос. Такой могут задать на любой викторине. Лайтнед, тот, ушедший повеса и мот, часто участвовал в таких викторинах, хотя ни разу — в роли ведущего. Главный инженер задумчиво моргнул, но, поняв, что ответить в любом случае придётся, выдал:
— Да ничего особенно не знаю. Его вроде как обнаружили на дне Северного моря. А что это такое, и как выглядит — мне лично не известно. Слухов вокруг этого ящера крутилось одно время много, а потом они сошли на нет. Но я не понимаю, причём здесь какая-то доисторическая зверюга и наши киты?
— Я тоже, — признался капитан, огорошив тем самым Леона. — Очень многое мне и самому не понятно. И чем дольше мы находимся на этой планете, тем шире расползаются белые пятна в моих познаниях. Боюсь, скоро я окончательно потеряю все собранные ниточки. Меня никогда не интересовал Небесный мир. По чести сказать, я вообще мало чем интересовался, кроме себя самого. Я собирал мозаику своей жизни из разрозненных кусочков чужих. А оказалось, что являюсь фрагментом какой-то иной, более масштабной картины. Прямо-таки гордость раздирает.
Последнюю фразу мужчина почти выплюнул сквозь сжатые зубы. В нём боролись два противоположных желания: фальшиво засмеяться, обернуть всё в нелепую, несмешную шутку и, наконец-то выползти из своего панциря, тщательно склеенного из её писем и своих сожалений. Он снова был на перепутье, но теперь ни компас, ни случайность, походящая на судьбу, не могли облегчить его выбор. Кроме…
У вас, капитан, есть стремление, упрямство, и мне ничего не оставалось, как следовать за вами. Бездумно, слепо подчиняться приказам. И вот… теперь я поверил, пропитался вашей мечтой, как сухое печенье размачивается под действием горячего чая, — зазвучало в голове Фредрика. Он покосился на спину Стиворта. Прямую, как доска, переходящую в крепкие плечи и сильные руки. «Землеройка», которая смогла завоевать уважение прожжённых космоплавателей. Скупой на эмоции, вечно твердящий «сэр, капитан» как фейнолер со сломанной системой записи сообщений на ленту и способный транслировать их лишь с помощью ограниченного набора резких свистов. Живой, существующий здесь и сейчас и имеющий такие же права, как он — давно мёртвый Лайтнед. — Спасибо вам, капитан, сэр»
— Подойдите сюда, — стараясь скрыть волнение, обратился к нему и к профессору командир «Элоизы».
— Что, Фредрик? — первым оставил своё занятие старик. Он как раз закручивал крышку на очередной баночке. Лайтнед впервые обратил внимание на его руки, будто узрел их сквозь плотные перчатки: морщинистые, с желтоватой кожей и длинными седыми волосками около запястья и на суставах пальцев. Не такие проворные, как тридцать-сорок лет назад, но всё ещё способные выполнять ряд сложных операций. Он тоже имел право. — У вас такой вид, будто сейчас удар хватит. Вам нехорошо?
