По Кенсингтон Роуд объехала Гайд-парк с обратной стороны и сняла комнату на третьем этаже четырёхэтажного террасного дома в семейном отеле «Цинния».
Глава 49
Чем занять себя до вечера, Ольга не знала.
Четыре дня она провела в постели — отлёживалась, лечилась. Радовалась, что отделалась простудой пусть и не в лёгкой форме. Сегодня ей было значительно лучше.
Начавшаяся оттепель не способствовала быстрому выздоровлению. С крыши капало. Оконное стекло покрывалось мелкими брызгами не то дождя, не то мороси. Собираясь в крупные тяжёлые капли, влага стремительно стекала по гладкой поверхности.
Ольга не прогадала с выбором отеля. Приходящая служанка аккуратно и без промедления выполняла её поручения, делала уборку, стирала бельё, доставляла в номер горячую еду и свежую прессу.
Постоялица с волнением читала газеты, особо интересуясь заметками с происшествиями.
Время посещения дома на Аддисон Роуд приближалось.
Как Ольга ни представляла себе визит, как ни продумывала нескончаемые возможные диалоги с Мартином, ничего не выходило. Стэнли она в расчёт не брала. Именно граф виделся ей главным действующим лицом, которому следовало уделить утроенное внимание. После того, как он посмел её запереть, она поняла, что не знает о нём ничего. Не знает, на что он способен и какой оборот могут принять события в связи с этим.
Мужчина занимал все её мысли. Не думать о нём она не могла.
То и дело перед мысленным взором возникала их последняя встреча. Начавшаяся мирно, она незаметно переросла в конфликт, закончившийся таким вот образом.
Она видела себя и Мартина со стороны, когда он пришёл попрощаться. Сделай она ему навстречу шаг, исход мог бы стать иным. Ольга испытывала острое желание касаться его, обнимать, гладить. Хотелось ответных объятий, ласки горячих губ на своём лице, слов признания, как тогда, давно… на просёлочной дороге после службы в церкви. На той самой дороге, по которой она несколько дней назад бежала, умирая от страха.
Ольга вздохнула. В печальном исходе их последней встречи она винила не только себя. По её ощущениям мужчина о чём-то недоговаривал, таился, осторожничал. Недоверие с его стороны обижало её больше всего.
Вспомнились багровое лицо графа, горящие негодованием глаза, обличительные, обидные слова. Несмотря на это, он виделся ей в ярости необычайно привлекательным. Помнит, как было страшно, что он сорвётся, но и представлялось другое, запретное, о чём она не смела думать, придя к неутешительному выводу, что давно и безнадёжно желает с ним близких отношений. Вопреки всему. Думы о том, что она сегодня или завтра выполнит свою миссию и покинет это время, а значит и Мартина, ложились на душу неподъёмной тяжестью.
Ольга достала из саквояжа красный дневник и томик стихов Байрона. Листала их, складывала вместе, разделяла, перекладывала и так и сяк, будто искала ответ на свои сомнения. Не знала, следует ли оставить всё как есть, как того требует мужчина, или всё же поступить по-своему, о чём непрестанно вопит шестое чувство — интуиция и чего она не может объяснить. Пазл не складывался. Не хватало нескольких деталей, чтобы головоломка перестала быть таковой.
Ольга взывала к небесам, вымаливая хотя бы крошечную подсказку, символический намёк. Но небеса молчали.
Собиралась долго, не спеша, неохотно.
Пистолет поместила в шляпную коробку и накрыла салфеткой. Сверху положила дневник, томик Байрона, дорожный и маникюрный наборы. Подумав, налила в стакан немного виски и залпом выпила — для храбрости.
Холодный воздушный поток взметнул полы накидки и проник под платье. Ольга глубоко втянула носом сырой воздух и закашлялась. От выступивших слёз защипало глаза. Справившись с приступом кашля, прикрыла нос и рот рукой в перчатке, задышала размеренно, осторожно, привыкая к промозглому вечернему воздуху. Щурясь на размытый свет газовых фонарей, почувствовала себя увереннее.
За пять дней снег сошёл. Под ногами блестели лужи. Низ платья, как его женщина ни старалась придерживать, намок сразу же. Меховая опушка на накидке покрылась водяной пылью. Редкие прохожие прятались под мокрыми чёрными зонтами, спеша в свои жилища, не обращая внимания на одинокую леди.
Через десять минут она стояла у ворот особняка и всматривалась в его тёмный, неприветливый силуэт. Дом выглядел нежилым — ни света керосиновой лампы в окнах, ни малейшего проблеска свечного огонька, ни стука, ни лая собаки, ни конского ржания.
Она открыла калитку, поднялась на крыльцо и позвонила в дверь.
После повторного звонка ей открыла Бертина. Загородив вход, в немом вопросе подняла брови и опустила взор на руку гостьи с выставленной вперёд шляпной коробкой. Кажется, впускать женщину она не собиралась.
Ольга, бодро сказав:
— Добрый вечер, Бертина, — решительно потеснила её и прошла в холл.
— Господ нет дома, — доложила горничная, не сходя с места и держа дверь открытой. Продолжала смотреть на картонку, сосредоточенно о чём-то думая.
Выглядела Бертина подозрительно странно. Казалось, она получила от графа определённые указания относительно гостьи.
— Даже не пытайтесь, — на всякий случай предупредила её Ольга строго, не уверенная в своих выводах.
— Хозяев нет дома, — повторила горничная.
Гостья проигнорировала её слова. Стянула перчатки, стряхнула с накидки капли влаги и сняла её. Небрежно бросила на спинку стула. Шляпку оставила на столике:
— Скажите Дороти, чтобы принесла кувшин горячей воды, чаю с мёдом, сандвичи с ветчиной и сыром.
Ещё хотелось чего-нибудь сочного и ароматного.
— И фрукты, — добавила она, поправляя волосы. Уточнила: — Апельсины.
Забрала картонку и ридикюль. Не оглядываясь, поднялась по лестнице в гостевую комнату.
В ней всё было по-прежнему, как Ольга оставила пять дней назад. Покой протапливали. От потухшего камина ощутимо веяло сухим теплом. Приятно согрела мысль, что её возвращения ждали. У ножки стула она нашла папку с эскизами, оставленную в поместье.
Дороти пришла тотчас, будто поджидала прихода подопечной. Не найдя саквояжа, ни о чём не спросила и заметно опечалилась:
— Желаете чего-нибудь ещё, мадам? — поглядывала на шляпную коробку.
— Лорд Малгри давно уехал?
— Они с его милостью как ушли в полдень, так ещё не вернулись, — доложила она охотно.
Уже хорошо, — успокоилась Ольга. Речь об отъезде отца и сына за пределы Лондона не шла. Желая сменить вымокшее платье, распорядилась:
— Подготовь моё синее платье из муара и жемчуг. И корсет, — невзначай решила она.
Смотрела на себя в зеркало.
Убрать бы синяки под глазами и нанести немного румян на скулы, — ласкала долгим взором переливчатую ткань платья и оказавшуюся неожиданно тонкой талию. Красиво округлившаяся грудь выглядела соблазнительно. В корсете дышалось на удивление легко. То ли дело было в его новой модели, то ли Ольга похудела за время болезни — не столь важно. Результат налицо. Поправила дымчатые кружева на лифе и по низу рукавов. Погладила витую цепь золотого браслета. Нанесла духи. Несмотря на бледность, вид себя в зеркале понравился.
