— Выходит, Траффорд спас мне жизнь? — пришла на ум знакомая мысль. — И не только мне, а и Шэйле? Если бы тогда Антон вызвал скорую помощь, моя душа, вернувшись, не смогла бы найти моё тело. Душа Шэйлы вернулась в своё, а я… Куда бы вернулась моя душа?
Они молча смотрели один на другого.
Всполохи каминного пламени метались по стенам покоя, пробегали по их лицам, отражались в глазах.
— Траффорд вернулся в то место, откуда ушёл? — поинтересовалась Ольга тихо.
После утвердительного кивка Мартина спросила:
— Как давно его не было?
— Больше месяца. Я уже не надеялся на его возвращение. Поэтому сказал всем, что он спешно уехал в Гилфорд навестить Тауни и решил задержаться.
— Получается, это вы вернули меня сюда своей чёртовой чёрной магией? — досадовала женщина. — И теперь жалеете об этом. Я не должна никого спасать, и разрушить родовое проклятье мне не по силам. От меня ничего не зависит. Я только мешаю.
Она облизнула сухие губы, выпрямилась:
— Вы можете это повторить? Со мной, — в голове загудело; виски сдавило болью.
Мужчина вскочил, заходил по покою, ероша на голове волосы. Вернулся, сел на стул. Взял руки женщины, сжал их:
— Вы… хотите вернуться? — подался к ней.
— Почему вы не рассказали мне обо всём раньше?
— Я бы рассказал. Я намеревался поехать в Малгри-Хаус, но вам же не сиделось на месте! Что вам дало бегство, если вы всё равно здесь?
— Я была свободна целых пять дней, — её взгляд зацепился за уголок томика Байрона, выглядывающий из оттопыренного кармана пиджака Мартина.
— Дайте вашу красную книгу, — встал мужчина перед Ольгой.
— Зачем? — напряглась она.
— Вы хотите вернуться в своё время?
— Уже сейчас? — подошла она к столу и открыла шляпную коробку, поправила салфетку, под которой лежал пистолет.
Медлила. Чего-то ждала. Казалась себе невыносимой и гадкой. Не хватало смелости признаться графу в своей слабости — она боялась. Боялась не перехода, в результате которого её жизнь может оборваться. Боялась уйти и больше никогда не увидеть Мартина. Боялась тех ужасных надгробий, изображения которых стоят перед глазами, и никуда от этого воспоминания не спрятаться.
— Не сегодня, — закрыла она картонку и прижала крышку ладонью. — Мне нужно кое-что завершить в этом времени.
Мартин шагнул к Ольге, снял её руку с коробки и откинул крышку:
— Мне нужны обе книги — шестой том Байрона и ваш дневник. Они и есть ваши проводники из одного времени в другое.
Глядя в расширившиеся глаза женщины, удержал её от попытки оттолкнуть его. Зажал обе книги в руке:
— Сейчас мы спустимся в библиотеку, я проведу ритуал, и вы уйдёте.
— Они не могут быть проводниками. Вы же не использовали их в своих экспериментах. Есть что-то ещё.
— Книги — ваши проводники, не мои или Траффорда. Хотите убедиться? Но переход станет в одну сторону. Я не отдам вам книги и после вашего ухода сожгу их.
Она молчала. Смотрела на огонь в камине и задыхалась, не в состоянии думать о его словах.
Он слышал её тяжёлое дыхание, видел остановившийся взор на пламени в очаге, и сердце его билось учащённо, отчаянно. Он желал, чтобы жизненно важный для неё выбор сделала она:
— Есть другой выход — вы можете остаться в этом времени. Навсегда. Со мной. Книги и в этом случае будут сожжены.
— Что?.. Навсегда? С вами? — нащупала она за собой спинку стула и, не глядя, села на сиденье. Стало душно, жарко. Путалась в желаниях. — Зачем я вам? Вот такая… Да ещё… — глаза затягивала пелена слёз. — Вы разве любите меня?
— Я давно сказал вам, что люблю вас.
— Когда? Вы не говорили, — разволновалась Ольга сильнее.
В отличие от неё мужчина выглядел спокойным и уверенным.
— Говорил. В тот день, когда вы подписали бумаги о разводе со Стэнли и ушли. С тех пор прошло много времени. Я жаждал вашего возвращения, свершил невозможное, узнал вас настоящую и мои чувства к вам стали крепче. Я никогда не желал так сильно ни одной женщины.
Ольга вздрогнула, увязая в яркой зелени его глаз. Она не знала, что мужской взгляд может быть настолько откровенным, осязаемым и… возбуждающим.
Мартин держал перед ней книги, указывая на дверь:
— Так вы идёте?
Она не могла оторвать глаз от расплывающегося перед ней алого пятна обложки дневника. В ушах послышался нарастающий хрустальный звон.
Навсегда. С ним, — слушала восторженный стон своего сердца.
— Ну же, решайте!
Ольга вскочила, выхватила из руки графа книги и, подбежав к камину, бросила их в огонь.
С размаху! Без долгих мучительных раздумий! Без сожалений!
Оборвала связующую нить, растоптала безрадостное прошлое.
Ахнула. Сжалась. Смотрела на взметнувшееся пламя, рассыпавшееся фейерверком искр, как оно жадно пожирает ощетинившиеся веером листы открывшихся книг.
Дрожала.
Не грянул гром. Не разверзлась земля под ногами.
Слышалось гудение пламени в утробе камина да покачивались наглухо задёрнутые портьеры.
Мужчина обнимал женщину, согревая жаром своего сердца.
Она льнула к нему, подставляясь под ласку крепких рук, окутывая теплом своей души.
Губы слились в стремительном поцелуе.
Никогда ранее Мартин не целовал женщину так откровенно, со столь бесстыдной жадностью.
Она отдавала ему себя, забирая его с не меньшей страстностью.
Огонь желания сотряс тела.
Охватило исступление — необузданное, неукротимое, беспощадное. Налетело вихрем, закружило, унесло.
Затопило наслаждение: острое, жгучее, ненасытное.
Громкий стон мужского удовольствия.
Сладкая обморочность женского.
Блаженная истома, ленивая слабость.
Пахло пьяной медовой вишней.
Прижавшись к боку Мартина, Ольга улыбалась ему.
Он убрал с её щеки прядь волос, засмотрелся на ямочки на щеках. Улыбнулся в ответ:
— Где ты раньше была?
— Ждала тебя.
— И я ждал, — рассмеялся он, целуя её в лоб.
— Ты позвал — я пришла.
Прижал к себе плотнее:
— Спи, душа моя. Уже за полночь.
— Не могу.
— Почему?
Рисовала узоры на его ключице, прижавшись щекой к его плечу:
— Думаю.
— О чём?
