Злость схлынула. Потерянный вид мужчины вызвал сочувствие. Сдвинутые брови, болезненный излом губ, отчаянный взгляд. Она вспомнила свой разговор с Мартином, когда отказала ему в покровительстве над ней и собственную убийственную ложь. В эти минуты Антон Дмитриевич снова чем-то напомнил лорда Малгри.
Картинка того разговора вспыхнула перед глазами. Ольга отчётливо увидела тяжёлую чёрную книгу на столе в библиотеке особняка на Аддисон Роуд и склонившегося над ней графа. Книга непростая, древняя. Магическая. Она держала её в руках: неприятную на ощупь, с потёртым растрескавшимся переплётом, вдавленной в него двойной золочёной пентаграммой и серебряной застёжкой с закрытым замочком. А что произошло с Ольгой? Разве не реинкарнация? Не перерождение души? Не сверхъестественный процесс, неподдающийся разумному объяснению, оказавшийся не иллюзией и не самовнушением? И перед ней человек, который может помочь найти ответы хотя бы на некоторые её вопросы.
Ольга унимала дрожь нервного возбуждения, согревалась в тёплой машине, пряча окоченевшие руки под полы расстёгнутого пальто.
— Хотите горячего чаю? У меня есть термос, — спросил Антон Дмитриевич, перебрасывая своё пальто на заднее сиденье внедорожника.
— И это предусмотрели, — недовольно проворчала она.
— Так хотите или нет?
— Давайте. Что вы собирались мне показать?
Он передал ей лист:
— Это генеалогическое древо моего рода — рода Спарроу. Обратите внимание, самое загадочное начинается с появлением в роду жены барона Барта Спарроу — баронессы Шэйлы Табби Спарроу, до замужества виконтессы Шэйлы Табби Хардинг.
Ольга поморщилась, неохотно разворачивая лист — снова ксерокопия. Новые фамилия и титул Шэйлы ей не нравились, как и то, что Барт добился своего, насильно сделав виконтессу своей женой. Урождённая маркиза заслуживала большего.
Древо выглядело корявым, усыхающим.
— Не густо у вас с потомками, — отметила она, вскользь просматривая титулы, имена и фамилии ни о чём ей не говорящие.
— А как может быть густо, если каждый рождённый по этой линии умирает в тридцать шесть лет?
Ольга глянула на мужчину, не спускающего с неё глаз, и присмотрелась к датам рождения и смерти аристократов.
— Ничего не замечаете странного? — спросил он.
Она заметила.
— У всех один месяц смерти — январь, — остановила взгляд на лице Антона Дмитриевича.
— Если быть точным, то все дни смерти приходятся на последнее воскресенье января, — кивнул он, следя за наклонившимся в её руке стаканчиком с чаем. — Это не совпадение, а родовое проклятие на смерть. Кем-то была запущена программа на прекращение нашего рода. Мы все доживаем до тридцати шести лет и внезапно умираем. Чаще всего не своей смертью: скоротечная болезнь, катастрофа, пожар, утопление.
Ольга посмотрела на мужчину скептически и перевернула лист с родословной, на обратной стороне которого расчёты свелись в таблицу. В последнем столбце указывалась причина смерти погибшего.
Проклятие? Она никогда не сталкивалась ни с колдовством, ни с магией и никогда не участвовал ни в чём подобном. Гадания по руке, на картах, на кофейной гуще считала баловством, как и шуточное гадание по фразам из книг.
— Все умирают в тридцать шесть лет? — усомнилась она.
— Это ещё не всё, — в предвкушении усмехнулся Антон Дмитриевич. — Все в нашем роду рождены в первое воскресенье любого месяца, но умирают чётко в последнее воскресенье января. Действие проклятия началось с Анны Скай Спарроу — дочери баронессы Шэйлы Табби Спарроу и её покойного мужа барона Барта Спарроу — и преследует её потомков. Анна родилась в первое воскресенье января и умерла в тридцать шесть лет в последнее воскресенье января. Её дочь и сын повторили печальную участь матери. Мой отец, дед… то же самое.
Ольга сокрушённо вздохнула.
Антон Дмитриевич замолчал, дав ей возможность просмотреть данные детей Анны, и заговорил снова:
— Обратите внимание, в роду есть мужчины, пожелавшие остаться холостыми. Но и они не избежали запрограммированной смерти. Закономерность была обнаружена и предпринимались попытки не только снять родовое проклятие. Восемьдесят лет назад моя трижды прабабушка вышла замуж за русского князя, проживающего во Франции и покинувшего Россию вместе с семьёй ещё во время Октябрьского переворота. Отреклась от рода, сменила имя, место жительства, но обмануть родовое проклятие не вышло.
— Отреклась от рода Спарроу? Понятно, почему у неё ничего не вышло. Мне кажется, женщина только усугубила ситуацию.
— Вот и я думаю, что нужно убирать первопричину, а не следствие. Было бы неплохо всё расставить по своим местам.
Ольга не знала, что сказать. Где та первопричина? Всё уже свершилось. С замирающим сердцем она спросила:
— Сколько вам лет?
— В мае исполнится тридцать шесть, а в следующем году в последнее воскресенье января меня ждёт смерть, — усмехнулся он. — И родился я в воскресенье.
— А ваша дочь?
— Вероника не моя дочь. Я не женат. С её матерью мы стали жить вместе, когда девочке было два года. Она называет меня отцом, хотя часто видится со своим.
— Вы последний в этой ветке генеалогического древа, — уткнулась Ольга в ксерокопию. — У вас была незамужняя старшая сестра. Год назад в январе… — продолжать она не стала. — Простите.
— Жить полноценной жизнью с родовым проклятием не получится: рано или поздно оно победит, — несмотря на мрачность сказанного, выглядел Антон Дмитриевич бодро.
— Вы хотите прервать род на себе? — сердце Ольги зашлось от нахлынувших чувств. — Не нужно, — прошептала она, болезненно скривив губы. — Вы пробовали обращаться к сильным магам?
— Я использовал всё, но результат узнаю через одиннадцать месяцев. Если честно, то не очень верится в избавление. Не я первый это пробую. Родовые проклятия очень сильные.
Он замолчал.
Ольга не хотела нарушать тишину, возникшую в маленьком замкнутом пространстве салона автомобиля.
За окном бесновался ветер. На ветровом стекле появились первые, редкие капли дождя. По тротуару спешили пешеходы, желая поскорее укрыться от непогоды в своих тёплых уютных жилищах.
