— Это я убила Барта Спарроу, — ответила Ольга без тени смущения, словно убийство было для неё делом обычным и привычным. Её рука не дрогнула, опуская чашку на блюдце.
Она рассказала о событиях того дня, на удивление, спокойно и размеренно. Будто пересказала прочитанную историю. И только в конце, когда речь зашла о подставной невесте при венчании в церкви, голос её стал громче; в глазах вспыхнули безжалостные, ярко-синие ледяные искры.
— А потом вошла Эшли. Стоило барону отвлечься на стук двери, и я воспользовалась случаем. Толкнула его в грудь, а он успел схватить меня за руку, и мы покатились с лестницы. Я разбилась, умерла, — тяжело дыша, заключила Ольга. — Очнулась в библиотеке. Думала, что прошло четыре часа, а оказалось, что пришла в себя спустя два дня. Не понимаю, кто поддерживал жизнь в моём теле? Почему за это время не остановилось сердце, не умер мозг?
Мужчина отпил кофе из взятой чашки:
— Судя по всему, у вас был летаргический сон. При нём резко замедляются все жизненные процессы и человека можно легко принять за умершего.
Ольга удивилась:
— Я об этом не подумала.
— Ваш бронхит мог стать осложнением после двухдневной неподвижности.
— Или имело место переохлаждение. Спасибо, Антон Дмитриевич, что настояли поехать в травмпункт. Я бы никогда не пошла в больницу делать МРТ и КТ. Зато теперь уверена, что со мной всё в порядке.
Мужчина быстро кивнул и спросил:
— Значит, был свидетель вашего падения с лестницы? Та самая Эшли? Ваша помощница? Не запомнил её фамилии.
— Эшли Фултон, — подсказала Ольга. — У неё был десятилетний сын Ньют, — допила кофе и вернула чашку на блюдце.
— Давайте перейдём на «ты» и по имени, — предложил мужчина. — Мы же родственники, — дружелюбно улыбнулся он, на что женщина отрицательно качнула головой:
— Не сейчас. Только после увольнения, когда вы уже не будете моим работодателем.
— Я запомню, — не стал настаивать он и потёр лицо устало. — Если что-то вспомните, пожалуйста, позвоните мне. Любая мелочь имеет значение и может повлиять на ход событий. Не забывайте о третьем участнике.
— Он же не враг? — заметно насторожившись, предположила Ольга. — Вас не убил, меня не тронул. Если бы вы вызвали скорую помощь, неизвестно, где бы я очнулась и проснулась ли вообще. Наш третий — неприкаянная душа, мечущаяся между потоками времени.
Антон Дмитриевич поставил пустую чашку на блюдце и усмехнулся:
— Эта неприкаянная душа материальна, имеет тяжёлую руку и довольно сильна, если сумела затащить меня в подвал.
Ольга ненадолго задумалась, затем сказала:
— Мне почему-то жаль этого мужчину. Он побывал за гранью всех мыслимых представлений о мире и человеке.
— Как и вы. Среди нас проживает множество тех, кто обладает уникальными и необычными способностями, которые выходят за грань человеческого понимания.
Ольга наклонила голову к плечу:
— Возможно, за той чертой неизведанного, которую вы собираетесь переступить, скрывается сверхъестественная возможность что-либо изменить в вашей жизни. Если вам будет дан такой шанс… — она тревожно всмотрелась в мужчину. — Чего вы хотите больше всего?
Он не думал над ответом ни секунды:
— Жить. Долго и счастливо, — поднялся с места. — Мне пора. Есть незаконченные дела.
Ольга проводила его в прихожую.
— Вы осуждаете меня? — покраснев, опустила глаза.
— За что?
— Ну… вы же читали дневник. Я столько глупостей наделала.
Вместо ответа он взял её руку, склонился, прижался к тыльной стороне ладони в долгом церемонном поцелуе:
— Я искренне рад нашему знакомству, Ольга Егоровна. Жду вас в Лондоне.
— Не думаю, что смогу…
— Не думайте, — не дал ей договорить. — От вашего приезда зависит многое. Если не всё.
Она молчала, прислушиваясь к приглушённому смеху и еле слышной музыке за закрытой дверью.
Антон Дмитриевич коснулся её руки:
— Можно мне звонить вам?
— Да, конечно, — открыла она входную дверь. Потянуло сигаретным дымком. Смех и музыка стали слышны отчётливее.
Ольга не была против общения. Только большой радости в его глазах не увидела.
Она убрала и вымыла чашки. Слушала воцарившуюся в комнатах пустую тишину. Третий участник событий не шёл из головы. Она бы не хотела вот так скитаться между мирами — бесприютная, потерянная, что-то или кого-то разыскивающая. Быть может, этот третий именно сейчас стоит внизу и смотрит на окна её квартиры?
Она вернулась в тёмную кухню и подошла к окну. На улице ни души. Ветер утих, дождь закончился. В лужах на асфальте отражались огни уличных фонарей. Быстро наступивший вечер принёс одиночество, которое теперь казалось тягостным и гнетущим.
Ольга достала из кармана пальто сложенные листы, бережно разгладила ладонями фотографию на столе. Всмотрелась в выбитые на сером камне имена.
Нет! — отбросила она лист на диван, падая следом за ним в слезах слепого отчаяния.
Воспоминания болезненным эхом отдались в душе, вызвали в памяти любимые образы.
Видения путались, ускользали, затягивались туманом. Она слышала голос Мартина. Он звал её:
— Вернись! Вернись к порогу моего дома бездомной кошкой — я дам тебе приют, дам кров и пищу, тепло и ласку.
Просил:
— Вернись перелётной птицей — я не отниму твою свободу, буду рядом, буду оберегать и защищать тебя.
Умолял:
— Вернись полевым цветком — я помещу тебя в благодатную почву, напою родниковой водой. Ты пустишь новые корни. Здесь, рядом со мной. Только вернись…
Её душа витала над узкими кривыми улицами Лондона, проносилась над скрипучими мостами и безлюдными парками.
Пряталась за углом поместья Малгри-Хаус, заглядывала в окна в ожидании встречи с ним, единственным.
Обнимала портрет с изображением матери, отца, братьев и сестёр. Гладила фолиант, которого касались руки мамы, ласки которых она так и не познала.
Поднималась по лестнице к двери особняка на Аддисон Роуд, подсматривала в замочную скважину.
Прыгала по ступням дома Сондры Макинтайр, запускала пальцы в мягкую шелковистую шерсть Мистера Духа, шептала приветственные слова.
Ехала в экипаже с Мартином, наслаждаясь его безмолвным обществом, прильнув невесомой головой к его плечу.
Душа плакала и тосковала по Лондону того времени с его удушливым дымом и затяжным туманным ненастьем, по мутным водам Темзы.
Ольга чувствовала себя выброшенной на берег рыбой, лишённой родной стихии, умирающей, но всё ещё живой и всё ещё не сдавшейся.
