С опозданием Ольга подумала, что следовало оставить сумку в машине, но возвращаться не хотелось — плохая примета. Да и она не настолько тяжела, чтобы сожалеть об этом.
Думалось об ином.
Она в Англии, в Бриксворте и, возможно, находится в шаге от разгадки чего-то настолько непостижимого, о чём даже страшно подумать! Она позволила втянуть себя в авантюру, желая помочь Антону понять природу их родового проклятия. Получится или нет — неизвестно.
Ольга задумалась: готова ли она узнать способ проникновения в прошлое? Она в этом не уверена. Может быть, именно эта тайна должна остаться нераскрытой.
Стремление найти принадлежащий ей по праву рождения фолиант и спасти его от полного разрушения — этого она желает сильнее всего.
Он должен быть у неё!
Что она в нём прочитает и прочитает ли вообще — вторично. Аллигат писала её мать, её руки касались страниц, доверяя им сокровенные мысли. Вот и колечко на пальце тоже принадлежало её матери.
А путешествие во времени? Сможет ли Ольга забыть, вычеркнуть из памяти то, что приключилось с её душой? Невозможно! Время залечит душевные раны? Нет. Боль не уйдёт. Она осядет на дно души, приживётся на благодатной почве её горьких воспоминаний, пустит ростки. Ольга смирится, свыкнется с ней, будет жить дальше.
Боль отметит её лицо скорбными складками в уголках опущенных губ, заляжет глубокой морщинкой над переносицей, проявится болезненным блеском в глазах. Отразится в треснутом зеркале её души.
Что изменилось? — с интересом осматривала она приближающийся холм.
У подножия появилась асфальтированная дорога, частная застройка окольцевала его, загнала в строгие рамки проекта. Ранее густые посадки деревьев поредели и ближе к церкви иссякли вовсе.
Вот уж что осталось на прежнем месте так это кладбище. Надгробия в пятнах седого мёртвого мха ещё больше покосились, вросли в землю.
Мощёная камнем дорожка привела Ольгу к порогу, кстати, ставшему шире и ниже, снабжённому удобным металлическим поручнем.
Закрывшаяся за ней входная дверь, отсекла от современного мира.
В церкви было тихо. Тускло горели свечи. Лёгкие наполнились приятным сладковатым запахом ладана, горячего воска и сухой полыни.
Прошло сто пятьдесят лет, а в храме почти ничего не изменилось. Ящик для сбора пожертвований стоял на том же месте — тот самый, кованый, с монограммой Христа.
В первом ряду на скамье сидела пожилая женщина с молитвенником в руке. Закрыв глаза, она слегка покачивалась и казалась задремавшей.
Ольга выбрала место ближе к двери, ведущей в церковную библиотеку. Новая, крашеная, на фоне старых стен помещения она выглядела инородной.
Положив сумку на скамью рядом с собой, Ольга унимала расшалившееся сердце поглаживанием подвески на браслете.
Вспомнила Уайта, его ma chère и её испорченные туфли, недоразумение с часовником. Только сейчас всё виделось иначе. Она снова наступила на те же грабли и вновь готова к противозаконным действиям. Какое наказание предусмотрено за незаконное проникновение в помещение в целях хищения по предварительному сговору? А Антон каков? Начитался в дневнике о её злоключениях и охотно принял к сведению полученную информацию.
Из библиотеки вышел пожилой викарий. Он осмотрелся и прошёл к алтарю. Женщина очнулась, подхватилась и последовала за ним. Завязался неслышный разговор.
В церкви было холодно. Ольга озябла. К ознобу добавилась с трудом сдерживаемая внутренняя нервная дрожь.
Антон вошёл неспешно. На его груди поверх надетой ветровки покачивался на ремешке фотоаппарат. Мужчина с деловым интересом принялся осматривать церковь, не скрывая своих намерений.
Викарий, поглядывая в сторону Ольги, поспешно отделался от прихожанки и поспешил к неожиданному посетителю.
До Ольги долетали отдельные фразы.
— …нельзя снимать в церкви, — басил преподобный.
— Я нигде не видел объявления о запрете фотосъёмки, — возражал Антон.
Викарий что-то ему ответил, указывая на выход, на что мужчина с сожалением ответил:
— Это старейший храм в Англии и я ехал сюда в надежде сделать великолепные снимки. Планировал написать в интеренете блог, опубликовать фотографии, привлечь к проблеме сохранения нашего наследия сочувствующих граждан. Храм не в лучшем состоянии и ему необходим ремонт. Вы не находите?
Священнослужитель упорно выпроваживал Антона из церкви.
Тот не сдавался:
— Я читал о преподобном Чарльзе Фредерике Уоткинсе, бывшем здесь викарием с 1832 года и сохранившим эту позицию до конца своей жизни. Он провёл раскопки затопленных частей самых старых элементов церкви и…
К удивлению Ольги, до сего времени отрицательно качавший головой священнослужитель, заинтересовался и, как она поняла, решил продемонстрировать Антону всё наглядно.
Как легко ему удалось увести викария! — поспешила Ольга в библиотеку, прижимая к боку сумку. В голове стучала кровь, в сердце мешались страх, отчаяние и надежда.
Глава 19
Десять стёртых ступеней, ведущих в полуподвал, освещала тусклая электрическая лампочка в мутном плафоне.
Под низким потолком те же зарешечённые окошки, книжные шкафы с узкими столешницами и длинными скамьями в широких проходах.
В углу библиотеки — новый офисный шкаф для документов, стол, лампа на нём, письменный набор, стопка бумаги, принтер, телефон. В стенной нише ряд книг.
Воскрешая в памяти план полуподвала, Ольга углубилась в проход. Не задерживаясь, прошла в четвёртый ряд, бегло осмотрела книги на второй полке. Фолианты по-прежнему стояли корешками к стене шкафа и передним краем в проход. Теснились рукописи на цепях: огромные и средние, пухлые и тонкие…
Рукопись пфальцграфини находилась где-то здесь, — прошла Ольга повторно вдоль ряда. И её нет. Надежда таяла. Сто пятьдесят лет — это вам не пятнадцать и даже не пятьдесят лет.
Она не спеша и сосредоточенно просмотрела все книги в этом ряду на полках, снизу доверху.
Перешла в следующий ряд. Прислушалась. Со стороны входа подозрительных звуков не раздавалось. Антон держал слово.
Книги не оказалось и в этом ряду.
Осталось осмотреть два последних ряда.
Ольга нервничала — найти рукопись хотелось неимоверно.
Глаза с угасающей надеждой цеплялись за все тома нужного формата.
Фолиант, очень похожий на искомый, нашёлся на третьей полке в последнем ряду. Судя по всему, сюда снесли все книги не духовного содержания, не представлявшие интереса для священнослужителей.
Надпись «№ 10» на окончательно истлевшем обрезе большущего фолианта не просматривалась, но Ольга почувствовала — это она, её книга! Заметно, как сильно она истрепалась и обветшала. Сердце сжалось от боли и забилось неровными толчками; по телу прокатилась дрожь предвкушения.
