Ольга вдыхала их свежий аромат с нотками горечи, любуясь крупными, белоснежными соцветиями сферической формы. Удивлялась, почему мужчина выбрал не традиционные розы? И ведь не прогадал.
Она перезвонила ему, поблагодарила за участие и внимание и на этом их общение закончилось. Больше он не звонил.
Перейдя на амбулаторное лечение, Ольге предстояло выпасть из жизни фабрики не менее чем на десять дней.
Она сидела на диване в своей однокомнатной квартире и задумчивым взглядом осматривала маленькую комнату. После VIP-палаты с огромным окном, высокими потолками и приятными глазу стенами цвета слоновой кости, низкий потолок хрущёвки давил, заставляя невольно втягивать голову в плечи. Стены узкого пространства хотелось раздвинуть.
Всё здесь было, как и десять лет назад. Первые четыре года они прожили в квартире с Сашкой. После свадьбы вселились сюда с готовым недорогим ремонтом. До сих пор обои не выцвели, а мебель эконом-класса, купленная на подаренные родственниками деньги, смотрелась как новая. Занимавший одну стену книжный шкаф с редкими изданиями был единственной старой вещью, оставшейся в память об отце. После его смерти Светлана привезла шкаф Ольге вместе с книгами, освобождая родительскую квартиру, как она сказала, от хлама.
Мама разогревала на кухне что-то вкусное, принесённое с собой, а больная мечтала о горячей ванне с плотным облаком стойкой пены, насыщенной ярким ароматом весенних цветов.
Вошла мать с подносом, на котором теснились тарелка с румяными блинчиками с творогом, розетка с клубничным вареньем, курабье и стакан тёплого молока.
— Давай-ка, дочка, поешь. Совсем отощала за эти дни, — всмотрелась она в её осунувшееся лицо, опуская глаза на её руки, перебиравшие упаковки с медикаментами.
— А ты? — отодвинула Ольга на край журнального столика ноутбук и отставила спрей для горла и микстуру от кашля.
— Я дома поела, — села мама рядом, укладывая на колени сложенный плед.
Ольга отметила, как за последнее время она постарела и выглядела изнурённой. Любимое трикотажное платье обвисло на похудевшей фигуре. Правда, лёгкая бледность лица женщину не портила. Густые, красиво уложенные короткие волосы держали форму, глаза и брови подведены серым карандашом, на губах неяркая помада.
Пока дочь ела, мама смотрела на неё и изредка коротко вздыхала. Неторопливо разглаживала бахрому пледа.
Когда Ольга поставила пустой стакан из-под молока на стол, спросила:
— Устала?
— Немного, — кивнула больная, кашлянув. — Бронхитом некстати заболела.
— Хорошо, что кашель запустить не успела, — засуетилась мать, собирая тарелки.
— Оставь, я сама уберу. Посиди со мной, — удержала её за руку Ольга.
Женщина откинулась на спинку дивана:
— О поиске работы серьёзно говорила или так, к слову пришлось?
— Серьёзно, — ответила она.
— Что ваш директор? — глянула мама на хрустальную вазу с хризантемами, привезёнными из больницы. — За эти дни ничего нового слышно не было? Ты никому не звонила, не узнавала?
Как только на карточку поступили отпускные, Ольга звонила Кате, но ничего интересного не узнала. О том, что находится в больнице, говорить не стала. Рассказывать о случившемся, параллельно выслушивая удивлённые и сочувственные охи и ахи, не было настроения.
— Звонила секретарю. Антон Дмитриевич сказал, что закроет библиотеку. Всё правильно, мама. Да и мне пора что-то менять в жизни. Вот и начну с работы.
— Хочешь в школу вернуться? — осторожно спросила женщина.
Ольга отрицательно качнула головой:
— Буду искать работу переводчика в Горске. Он почти в три раза больше нашего города. Разошлю резюме на открытые вакансии, рассмотрю поступившие предложения. Можно будет пройти собеседование по скайпу. А там посмотрим.
— Даст бог всё получится, — оживилась мама. — Очень хочется, чтобы получилось. Только, вот, Горск… далековато отсюда, — загрустила она, будто дочь уже стояла у двери с чемоданом в руках.
— Всего триста шестьдесят километров, — улыбнулась та, обнимая мать за плечи. — Я звонить буду и приезжать. Квартиру придётся сдать внаём. Ты будешь присматривать за постояльцами.
Заметила, как мама беспокойно затеребила бахрому пледа.
— У тебя же всё в порядке? — спросила с беспокойством.
— В порядке, дочка. Светочка вчера сказала, чтобы я переезжала жить к ней. Навсегда.
— А твою квартиру… — перевела дыхание Ольга. Недооценила она сестру, — продаст? Чтобы купить мясную лавку?
Да что лавку? Денег хватит на покупку приличного магазина.
— Я и так всё время провожу в её доме, — с преувеличенной лёгкостью отозвалась женщина.
— Мама, в её́ доме, — произнесла Ольга с нажимом на «её», замолкая.
Вовремя прикусила язык. Расписывать перспективы, что произойдёт, когда Светлана обанкротится, погрязнув в непомерных долгах, она не стала. Её же и обвинят в том, что это она напророчила разорение, накликала беду.
— Ладно, — взяла себя в руки Ольга. — Ты всегда можешь рассчитывать на меня и в любое время переехать в эту квартиру или приехать ко мне, когда я найду работу в Горске.
Вместо ответа женщина встала и ушла в прихожую, а Ольга смотрела на её ссутулившуюся спину, с горечью сознавая, что мать, как бы тяжело ей ни было, никуда от внуков не уедет.
Вернувшись с сумкой, она достала из неё небольшую красную лаковую коробочку и тонкую пластиковую папку. Вручила дочери.
— Я тут подумала и решила… Выглядишь ты, Олюшка, уж как-то совсем… скромно. Сапогам осенним года четыре, как я помню, так? — глянула она на неё, опустившую глаза. — Пальто мешковатое, потёртое, давно из моды вышло. После поездки в Черногорию ты никуда больше не ездила. Я не помню, когда ты была последний раз в отпуске. Совсем о себе забыла, дочь.
Ольга отложила папку на стол и открыла коробочку. Невольно выпрямилась. На бархатном ложементе лежала монета из жёлтого металла.
— Древняя монета, четвёртый век. Чистое золото. С сертификатом подлинности, — кивнула мать на матовую папку. — Дорогая.
— Насколько дорогая? — недоверчиво уточнила Ольга, рассматривая монету.
Около двух сантиметров в диаметре, та оказалась довольно тонкой и лёгкой. На аверсе изображена голова мужчины в лавровом венке, на реверсе — судя по всему, тот же мужчина, сидящий в курульном кресле. Идеальное состояние, словно денежка только вчера покинула стены монетного двора, вызывали недоверие.
— Не меньше десяти тысяч долларов, — понизила голос женщина, оглянувшись на хризантемы в вазе на окне. — Если ты собираешься искать работу, то нужно хорошо выглядеть, дочка. Встречают по одёжке. Ну, не мне тебе об этом говорить. Обязательно слетай на отдых недельки на две, приведи себя в порядок. Устраивай свою жизнь. Егор меня обязательно поддержал бы, — вздохнула она тяжело, протяжно.
