Он нахмурился и опустил глаза на её сжатые в кулаки пальцы. Молчал.
Чувствуя, как в глазах закипают слёзы, Ольга повысила голос:
— Вы не можете не знать!
Мазнув по нему невидящим взором, не дожидаясь ответа, заторопилась в отведённый покой.
Как теперь быть? Как быть? — думала напряжённо, не чуя боли от впившихся в ладони ногтей.
Внезапно в глазах потемнело; подогнулись ноги.
Ольгу повело в сторону. Упёршись плечом в стену, она сползла на пол. В попытке встать безуспешно царапала леденеющими пальцами гладкую поверхность деревянных стеновых панелей. В ушах послышался нарастающий хрустальный звон.
— Кровь… Кровь… — неслось сквозь толщь беспросветного раскачивающегося пространства, лишая сил, убаюкивая. — Сюда… Сюда…
Ольга отчётливо увидела веснушчатое лицо Кадди, склонившееся над ней. Её переносицы коснулась холодная влажная ткань.
— Держите, — улыбнулся ей шотландец.
Глаза цвета небесной лазури гипнотизировали, звали. Ольга тянулась вслед за мужчиной, стремительно удалявшимся в мутную пелену. Неслась вдогонку, моля остановиться, подождать её. Вдыхала его запах.
Только пахло не медовым вереском, тёплым рыжим солнцем, пониманием и всепрощением.
Пахло иначе: душно, сладко, грешно. Запах перебил иные ароматы, унёс за край сознания, вызвав стойкое дежавю — ощущение вины и глубокого раскаяния.
Пахло вызревшей чёрной вишней.
Глава 33
Ольга очнулась мгновенно, будто от толчка. Блуждала глазами по низким складкам полога, отчётливо сознавая, что находится на кровати в гостевом покое. От неудобной позы неприятно покалывала затёкшая рука. Болел нос. Во рту ощущался вкус крови.
Слышался внятный женский шёпот:
— …Эти французы… они такие… несдержанные, своевольные… Не понимаю, почему я доверилась ей, поверила?
В голосе Веноны проскочили нотки обиды. Она кому-то жаловалась:
— Как она посмела обвинить меня? Меня!.. Я делаю всё, чтобы моя девочка излечилась.
— Не волнуйтесь, баронесса обязательно поправится, — ответил ей мужчина вполголоса.
Мартин, — не удивилась Ольга. Кто же ещё? Несмотря на разногласия, между ним и маркизой было что-то ещё — не совсем понятное, тревожащее.
Почему он до сих пор продолжает ездить в этот дом? — вспомнила она вопрос Веноны и ответила без тени сомнения: — Ему нравится Шэйла. Всегда нравилась. Теперь она свободна. К тому же баронесса его круга — богатая, красивая, образованная.
Кажется, собеседники не опасались, что их разговор могут услышать.
— Вы же помните, что мы четыре месяца провели в Рагаце в Швейцарии, — изливала маркиза душу лорду Малгри. — Моя девочка поправилась, повеселела. Ничто не предвещало такого вот ужасного поворота, пока… — она замолчала, затем вздохнула: — Стоило ей увидеть лорда Хардинга, всё вмиг вернулось. Едва оправилась и снова… как наказание божье… Теперь вот приезд подруги… Вы заметили? — лёгкий поток воздуха качнул ткань балдахина. — Она говорила в будуаре Шэйлы без французского выговора! Совсем. Сначала я не могла понять, что не так. Всё слушала, слушала… Удивительно, правда?
— Меня не было при этом, — заметил граф. — Вам могло показаться.
Не показалось, — вздохнула Ольга отрывисто, останавливая взгляд на каминных часах. В эмоциональном порыве она перестала себя контролировать. Странно, что не заговорила по-русски. Восьмой час? Сколько же она проспала?
— Рardonnez-moi… — подала она голос, показавшийся необычайно слабым. Растирала онемевшую руку. — Простите, что вмешиваюсь. Я слышу, вы говорите обо мне.
Зашуршали юбки, и из-за полога вышла Венона. Она переоделась. На ней было лиловое платье с узкими шёлковыми оборками и широким белым кружевом. Модные золотые украшения с аквамарином подчёркивали живой блеск голубых глаз, притягивая к ним взор.
Всё же она красивая, — не могла не согласиться Ольга. Посмотришь на неё, и никогда не придёт в голову, что души-то в ней и нет.
— Вам лучше, мадам Ле Бретон? — показное участие женщины не могло её обмануть. — У вас пошла носом кровь. Вы упали в коридоре без чувств.
— Сожалею, что доставила вам много хлопот, — тяжело дыша, ответила Ольга. Стоило ей переволноваться, как снова пошла кровь из носа. Раньше такого не случалось.
— Ну что вы, мадам Ле Бретон, при других обстоятельствах я бы не позволила вам покинуть мой дом, но после того, как вы себя повели… — леди Стакей опустила глаза на пол у изножья кровати.
Проследив за её взором, Ольга приподнялась на локте и увидела у ножки кровати свои полусапожки.
Непослушными пальцами стягивала у шеи расстёгнутый ворот платья. Кто-то постарался и расстегнул его на пяток пуговок ниже уровня, предусмотренного этикетом. Золотой медальон с сапфиром потерялся в белых кружевах нижней сорочки.
Ольга села на край кровати, отбрасывая плед и опуская ноги.
И здесь ей не повезло. Юбка сбилась, демонстрируя кружевные оборки панталон и округлые колени, обтянутые чёрным шёлком чулок.
— Рardonnez-moi… — покраснела она. Торопливо одёрнула платье, хватаясь за мелкие пуговки на лифе, торопливо застёгивая. — Вы предоставите мне свой экипаж? — спросила у Веноны. — Или…
— Поедете со мной, — отвёл Мартин глаза от рук мадам Ле Бретон.
— Разве вы не собирались остаться? — откинула она за спину рассыпавшиеся по плечам волосы, скручивая в жгут, затем в узел, закалывая шпильками, собранными с подушки.
— В этом уже нет надобности, — отвернулся он от женщины, следуя к выходу.
— Merci. Сейчас соберусь. Я быстро.
У двери граф остановился, обернулся и сухо сообщил:
— Жду вас в холле, мадам Ле Бретон, — и вышел.
— Сколько я пробыла в таком состоянии? — спросила она у леди Стакей.
— Довольно долго, чтобы заподозрить у вас не обычный обморок, а нечто большее, — сообщила она с видом оскорблённой добродетели.
Ольга промолчала. Венона провоцирует её на новый виток скандала? Не выйдет.
— Шэйла родила? Кого? — пересела она на стул, подтягивая полусапожки.
В голове гудел хоровод мыслей. В носоглотке стоял сгусток горечи.
— Девочку, — торжественно ответила женщина. — Наконец-то леди Анна Скай Спарроу увидела свет.
— Анна Скай? — переспросила Ольга задумчиво. Переждала приступ лёгкого головокружения. Прошла в умывальню и достала носовой платок. — В честь кого она названа? Обычно имена дают в память о ком-то близком, дорогом сердцу человеке.
— Так звали покойную мать почившего барона Спарроу, — раздалось горделиво из комнаты. — Если бы родился мальчик, то его назвали бы Барт, в честь его отца. Барон закрыл собой жену, спасая от смерти.