- Полковник - великий воин, - машинально поддакнул адъютант, записывая приказ, - куда направить полк, как только они прибудут? Расквартировать в городе или готовить лагерь на подошве Свияжа?
- Полковника и его людей отправить за мной, и пусть не мешкают ни мгновения. Отстанут хотя бы на малую клепсидру, всех повешу. Тебя - первого.
- Но - куда отправить? - осторожно уточнил офицер. К обещанной петле он отнесся очень серьезно, но служба была прежде всего.
- Меня окружают идиоты, - посетовал генерал Рино, - к шахтам, естественно! Нужно во что бы то ни стало предотвратить взрыв и поймать Монтреза.
Адъютанта передернуло. Бушующая стена пламени и люди, сгорающие заживо - не то зрелище, которое забывается быстро.
- Это будет сложно, - проговорил он.
- А кто сказал, что будет легко? Мой эскорт готов?
- Да, генерал.
- Поторопись. Одна короткая клепсидра.
- Да, генерал.
- Я ведь не шутил на счет петли.
- Да, генерал.
Наместника и его жену в полуобморочном состоянии цепляли к лошадям, чтобы протащить по улицам города под крики о предательстве и неизбежной каре а то, что осталось, вывесить на въезде в город для всеобщего устрашения.
Стандартная тактика Фиоля, которая прекрасно работала везде. В любой стране, с любым населением. Генерал Рино ничуть не сомневался, что сработает и теперь.
Блестящий фиольский офицер понятия не имел, что такое - Кайора. Ему еще предстояло сделать это открытие. Что ж, как говорили на его просвещенной родине: "Каждому плоду - свой срок созревания. Терпение - мудрость садовника".
Деревня Карута свой роскошный титул получила, явно, по ошибке. Шесть глинобитных строений, крытых соломой, прилепились на горном склоне непонятно как, не иначе - магией. Их окружала чахлая поросль виноградников, пожелтевших от недостатка воды и неподходящей почвы, а вниз не вело ни единой дороги.
Вообще ни одной - только крутая тропинка, которую даже самый мелкий и безобидный дождь делал совершенно непроходимой.
Поселение возникло и закрепилось по двум причинам: из расщелины в горе бил крохотный родничок. Даже не бил - а капал, в клепсидру по кошачьему блюдечку. И - люди наместника сюда не заглядывали. Лошади в гору не шли, а пешком по этим погуляй-пропади склонам лазить -дураков нет.
Как сказал бы Винкер - идеальное место.
Люди здесь жили... а, вернее, обитали - жизнью это прозябание назвать было сложно. Впрочем, постоянно в деревне сидел лишь старый, почти слепой Катиаш: бывший пастух, бывший рыбак... может быть еще кто-нибудь бывший, кого это сейчас волнует - и сравнительно молодая и очень красивая женщина, светловолосая и гибкая, как виноградная лоза.
У женщины был звучный голос и грация небольшой местной ящерки, симпатичной и юркой, с тремя характерными складками на спине. И характер такой же - вроде бы пугливый, скромный и ненавязчивый. Но уж если такая ящерка вознамерилась куда-нибудь попасть, так хоть завали дорогу камнями с лошадь размером - попадет! Попадет - и никому об этом не скажет. И даже гордиться не станет - несносное свое упрямство Тамире считала не достоинством, которым следует хвастаться, а секретным оружием на крайний случай. Которое следует очень хорошо прятать.
Она показалась в начале узкой тропы, увешанная тыквенными флягами с водой и попыталась уговорить лохматого пса, задремавшего под олеандром, уступить ей дорогу. Но тот упорно делал вид, что ослеп и оглох.
- Ах так! - Тамире выгнула светлую бровь и ножкой в матерчатом башмаке наступила псу на хвост. Аккуратно - но сильно.
Тот рыкнул и ощерился, показав набор желтых клыков.
- А, так ты все-таки жив, лентяй, - пропела Тамире, - так может, если жив - и водички хочешь?
Женщина качнула флягой. Пес вздохнул, сообразив, что никого он сегодня не покусает, ибо пить хотелось больше, чем мстить. И потрусил вперед, к домику, больше похожему на сарай.
- Катиаш, твоего сторожа когда-нибудь самого украдут, - заметила Тамире, наполняя собачью миску, кружку старика и еще две пиалы, сделанные из половинок ореха.
- Помолчи, женщина. Что ты понимаешь в жизни, ворах и собаках? - отмахнулся старик.
- Ничего не понимаю, - согласилась Тамире, - похлебку варить или вы Святой Благодатью сыты?
В хижине витал дивный аромат козьего дерьма, которым хозяин в холодные ночи топил очаг. Бочка "топлива" хранилась тут же, рядом с печуркой, чтобы не отсырела. Ну и чтобы далеко не ходить.
Еще из мебели были старые козлы, на которых лежали грудой сухие лозы, несколько охапок соломы и парочка тюфяков, явно знавших лучшие времена.
- Помочь, хозяйка? - гость, сидевший на плоском чурбачке, занимался довольно странным делом - вязал хитрые узлы на длинной, крепкой веревке.
Женщина так удивилась, что чуть не пролила воду мимо котелка.
- Не смущай маму, Эшери, - попросил второй, - ей сроду герцоги стряпать не помогали.
- Мне жаль, что мы не успели переправить вас в Аверсум, Тамире, - гость поднял на женщину зеленые, яркие глаза, - все случилось слишком быстро. Никто не мог этого предвидеть.
- Пустое, - отмахнулась Тамире, - здесь неплохо. Воды, правда, мало. Но если под источником бочку вкопать, так и хватит. Вино, конечно, кислое будет - лозы в тени. Зато масло получиться правильным. А шерсть можно внизу, в деревне брать.
- Смотри, уже обжилась, - кивнул Маркиз, - подожди, еще замуж за Катиаша выскочит.
- А почему бы и нет, - рассудительно отозвалась женщина, не меняя ритма плавных, отработанных движений, - Катиаш - мужчина хоть куда. Правда, глаза почти не видят. Зато руки из нужного места растут и на сердце не злой.
- Уши у меня тоже в порядке, женщина, - раздался надтреснутый голос снаружи. - Клинья к моему хозяйству подбиваешь? Я все слышу!
- Да уж знаю, - пожала плечами Тамире, - а ты, можно подумать, против.
- Не против, - степенно отозвался дед, вырастая в дверях. И сразу стало видно, что в молодости он был здоровенным парнем, да и сейчас силы остались не только на солнце сидеть, -но у нас так не делается.
- А как "у нас" делается? - добродушно передразнила его женщина.
- Про такие дела мужчины договариваются, а бабы помалкивают, да слушают, что им умные люди скажут. Уразумела?
- Да уж где мне, - посмеиваясь, Тамире быстро чистила крупу на похлебку, поглядывая на воду - не собирается ли закипеть. Приправы были уже приготовлены и порезаны.
- Вот ты, - Катиаш обернулся к Маркизу, безошибочно найдя его в темноте, не иначе - по дыханию, - как старший мужчина в семье, отдашь мне свою мать в жены?
Маркиз вздрогнул, и чуть не уронил нож, который вертел в пальцах. Безобидная шутка приняла какое-то странное направление. Он поднял голову. Катиаш молчал, щурил глаза и никак не проявлял нетерпения.
