— Не рычи, я просто не понимаю, нужна ли тебе вообще эта информация. Но раз ты так вежливо просишь…
— Келер!
— В общем, первое дело, за которое Мирошкин сидел — это двести сорок вторая.
— Ты издеваешься… — вздохнул я, качая головой. Юрист мои стенания оценил правильно.
— Егорка наш распространял детскую порнографию, Гор. Ему дали почти максималку, но вышел досрочно. Наблюдался у психотерапевта, добровольно прошел химическую кастрацию.
— Педофил?
— По заключению все того же психотерапевта — латентный. Вполне мог обойтись сильными седативными, но вместо этого решил…
— Я понял. Тебе дали доступ к материалам по обыску в квартире?
— Дали. Но там ничего интересного. Нашли его телефон и планшет, все проверили. Ничего, за что можно было бы уцепиться: никаких подозрительных звонков или номеров. Окружение скудное, его сейчас, конечно, проверяют, но моя печень подсказывает, что там будет пусто и глухо.
— А что чип? — спросил я, опираясь о стол и рассматривая белый потолок. Желание копаться в Ирите пропало. Вместо этого хотелось в зал, сбросить напряжение и подумать.
— Андрей проверил — почти все передвижения в пределах района. Он судим, так что доступ к сетке и транзакциям у него тоже ограничен, сам понимаешь. Понятно, что Мирошкин тупо исполнитель, но, как на него вышли и как с ним договорились, непонятно. Почему именно на него — тоже. Короче, какая-то херня мутная тут. Но мы с Андреем работаем.
— Понял тебя. Держи в курсе.
— Само собой. И просто, чтобы ты был в курсе, я все, что нахожу, Борисычу тоже показываю, он в теме.
— Тоже мне новость тысячелетия. А Знаменскому?
— А вот ему знать все совершенно не обязательно, — усмехнулся зло Келер. — Все равно от него толку здесь как от старой проститутки на трассе — ни удовольствия, ни азарта.
— Верное решение, — хмыкнул, выходя из лаборатории, все-таки смиряясь с мыслью, что с работой на сегодня, видимо, закончено. — Хорошего вечера.
— Ночи, Ястребов. Вали уже домой, — донеслось ироничное в ответ.
— Может, я уже дома?
— Ага, а я десять лет балетом занимался, веришь?
— До понедельника, Келер, — попрощался я, отключаясь, и отправился в зал, стараясь уложить в башке все, что услышал.
Надо бы еще с Андреем поговорить, конечно, но это уже завтра. Да и было бы там что-то странное, он бы мне уже сообщил. Вот только… Только на ловца и зверь. Стоило мне переодеться и несколько раз вмазать по груше, тишину зала разорвал звонок смарта. Звонил Тарасов.
— Андрей? — поднял я трубку, садясь на маты у стены.
— Мне тут птичка напела, что ты еще в офисе, — обратился безопасник.
— Я тебя слушаю очень внимательно.
— Не по телефону, Гор. Ты где?
— В зале, — хмыкнул, понимая, что друг, очевидно, тоже еще где-то в здании. — Что, хреново без Энджи? Не знаешь, кто и где, не видишь перемещений…
— Отвали, — усмехнулся он. Помолчал пару секунд, видимо, решая, а потом все же продолжил разговор. — Спущусь к тебе минут через пятнадцать, — и повесил трубку.
Я нахмурился, сделал глоток воды из бутылки и остался сидеть.
Не нравится. Мне все очень и очень не нравится. В том числе и желание Андрея поговорить лично.
Тарасов в зале появился минут через пятнадцать, оглядел помещение и, убедившись, что ботов в его пределах нет, направился ко мне. Я удивленно вскинул брови.
— На самом деле, хорошо, что ты рубанул Энджи, — замер он возле матов, швыряя в угол обувь. Размял шею так, что хрустнули позвонки, затем плечи. — Давай в спарринг?
— Да без проблем, — пожал плечами, поднимаясь и напрягаясь сильнее, чем пока ждал его, потому что фраза про отключение Энджи говорила о многом. На ИИ переведена почти вся новая система видеонаблюдения, в том числе и в зале. Автономные камеры сейчас остались только в ботах, но вечером они — в коридорах, и в зал, как правило, не залетают. Незачем.
Желание Тарасова оставить разговор только между нами больше чем просто настораживало.
— Рассказывай, — бросил, стаскивая кроссовки и становясь в стойку.
Андрей замер на миг напротив, снова хрустнул шеей и тут же выбросил руку, целясь в кадык, начиная говорить:
— Проверил я Воронову…
Я ускользнул от удара, обхватил запястье, заставляя Тарасова по инерции следовать за ударом, и оказываясь за его спиной.
— …покопался, как ты и просил, — локоть друга прошел в нескольких сантиметрах от моего подбородка. — Там хрень какая-то, Гор. Поэтому и хочу обсудить все без лишних ушей.
— Да что ж из вас все клещами сегодня вытягивать надо? — усмехнулся, отталкивая безопасника от себя и снова застывая на месте. — Не тяни.
— Смотрю Келер до тебя добрался? — хмыкнул мужик, тоже возвращаясь в стойку. — Чисто там с переводом, — Андрей сделал осторожный шаг ко мне, пригнулся. — Матери она деньги переводила, я как раз все, что нашел, Виктору отправил. Менты еще дней пять провозятся с запросом, пойдут через официальные каналы, а это долго, — выбросил руку вперед, заставив меня отклониться. — У матери фамилия другая, счет открывал еще муж, короче, заморочено все. Он почти офшорный.
— Но Славку любители дубинок и наручников все равно дернут… — размял шею, отступая от безопасника.
— Дернут обязательно. Просто, чтобы дернуть, — кивнул Тарасов, цыкнув, примеряясь для нового броска.
— Ты только об этом хотел поговорить? — нахмурился я.
— Нет. Про Саму Славу тоже. На первый взгляд все, как у всех. Родилась, детский сад, потом училась, потом снова училась и потом еще два года училась, но уже за границей, во Франции, — Тарасов подался немного вперед, снова выбросил руку.
— Дальше, — отбил я удар, целясь ладонью в его грудную клетку.
— Нормальная семья, никаких судимостей, ничего подозрительного или странного, родственников нет, ни бабушек, ни дедушек, ни более дальних, — Андрей ушел вниз, прижимая локти и кулаки к груди, выпрямился, почти саданул мне в ухо. — Прям образцово-показательная семья, родители даже развелись тихо-мирно, чуть ли не дружат семьями, — мы обменялись короткими ударами, снова застыли друг напротив друга.
— Но? — пошел я в атаку.
— Но что-то мутное есть у нее в детстве, прям очень мутное — критично мало информации. Серое все какое-то. Не до конца понятно, чем родители занимались, когда она маленькая была, не понятно, что Воронова делала, кроме учебы. Никаких записей, никаких карт, больниц, нихрена, — снова серия ударов от Тарасова, снова я уклоняюсь и перехватываю его руки, стараясь не подставляться и не покалечить ни безопасника, ни себя.
В конце концов, мы тут просто чтобы сбросить напряжение, скопившееся за неделю.
