Я покачал головой и полез в карман пиджака за мобильником. Говорить о том, что девчонку проверяют, не стал. Судя по Славкиной реакции, идея о том, что это делает не она, вряд ли Вороновой особенно понравится.
— У меня тоже есть один знакомый, — улыбнулся, переключая Славу. — Если хочешь, он может осмотреть зайца. Снять отпечатки, ДНК, какие-то ткани, если они на нем есть.
Славка нервно передернула плечами и сильнее выпрямилась на своем месте, не отрывала взгляда от дороги. Показательно сосредоточенного. И не было на лице ни одной эмоции, только побледнела.
— Он свой, Слав. Никому ничего не расскажет, лезть куда не просят не станет.
И напряженная тишина в ответ.
— Ты уверен? — прозвучало через несколько секунд.
— Как в себе, — кивнул.
— Кто он? — тихо, спросила Славка, наконец-то бросила короткий взгляд на меня через зеркало.
— Бывший сослуживец, — не счел нужным скрывать. Воронова готова была согласиться, уже согласилась. — Раньше работал в структурах, теперь — вольный стрелок. Агентство «Контур» его детище.
— У меня к тебе куча вопросов, — покачала головой Славка.
— Ну ты пока формулируй, а я наберу Авдеенко, — усмехнулся. — Энджи, позвони Черту Лысому, — Славка снова подозрительно покосилась на меня. — Громкая связь.
Через секунду в машине раздались длинные гудки. Авдеенко трубку снял на четвертом.
— Говори, — разнеслось на весь салон низкое и грубоватое. А пальцы Вороновой крепче сжали руль.
— Надо чтобы твои спецы одну вещицу проверили. Как всегда, надо вчера. Ты еще в офисе?
— Раз надо, значит, сделают. Подъезжай, — сухо прокомментировал Сергей.
— Смогу, — я перевел взгляд на Славу, выводя на приборную панель точку на карте Москвы. Воронова показала два пальца, — через два часа. Дождешься?
— Подъезжай, — повторил Авдеенко и отключился. На несколько секунд в машине воцарилась тишина.
— Черт лысый? — вскинула бровь Слава, когда я убрал мобильник назад в карман.
— Увидишь — поймешь, — спокойно пожал я плечами. Авдеенко и правда был похож на черта — хищный, вытянутый весь, как жердь, резкий и… лысый, само собой. И Чертом Лысым его звали даже в структуре, даже высокое начальство. Пожалуй, особенно высокое начальство.
— Ты служил? — чуть повернула ко мне голову Слава. В лисьем взгляде наконец-то проскользнула хоть какая-то живая эмоция. Первая живая эмоция с того момента, как мы начали этот разговор.
— Было дело, — кивнул коротко. О том, что на этом настоял дед, и о том, где именно, предпочел не говорить. Как и о том, что Тарасов служил вместе со мной.
— Ясно, — отозвалась Слава и свернула на светофоре. — Зачем ты впрягаешься в это, Игорь? Почему не предоставишь мне со всем разобраться? — спросила Воронова. Почти выбила меня этим вопросом. И замерла после него, снова напряглась в ожидании. А я уставился на дорогу.
Аккуратней, Ястреб. Предельно аккуратно сейчас. Чтобы не спугнуть, не дернуть. Только ведь подманил почти. Не запори все.
— Ты не потянешь одна…
— С чего ты… — попробовала Воронова сесть на своего любимого конька.
— Ты спросила — я отвечаю. Буду признателен, если дослушаешь, не перебивая, — не дал ей втянуть и меня, и себя в бессмысленный спор. Славка с шумом захлопнула рот, отвернулась от меня к дороге. — Помимо того, что ты не потянешь, ты не сделаешь этого быстро. А у нас горят сроки, все лагает и тормозит. Происходящее сказывается на твоей работе, Слав, — она снова открыла рот, чтобы наверняка возразить, но одного взгляда хватило, чтобы Воронова опять повернулась к дороге. — Чтобы ты там ни думала, сказывается. Я ценю тебя. Даже больше, восхищаюсь тобой, как специалистом. И не позволю какому-то уроду все испортить. Еще вопросы?
Тишина. Воронова хмурилась, дышала едва заметно, через раз.
— А то… — она бросила быстрый взгляд в зеркало, тут же скрыла его за ресницами. — Спасибо. За все спасибо, Игорь, — проговорила в итоге тихо.
А мне с трудом удалось удержать кривую улыбку. Я был уверен на сотню, что Славка вначале собиралась сказать совершенно другое. И что мой ответ ей вряд ли понравился. Проблема в том, что правда понравилась бы ей еще меньше.
Не время пока. Рано.
С ней и правда, как с диким зверьком. Как по тонкому льду. Из рук вывернется, даже понять не успею.
Через двадцать минут кар Вороновой застыл у небольшого ресторана на Серпуховской. Маленькая аккуратная веранда, оплетенная канатом, скучающие официанты, мягкий свет и приглушенный инструментал. За столиками на открытом воздухе не было почти никого. Только парочка студентов возле дверей в зал и парень с ноутбуком почти у самого выхода.
Славка покосилась на трекер, бросила короткий взгляд на спешащую к нам хостес.
— Добрый вечер, у вас….
— Заказан, — вымученно улыбнулась Воронова, — на имя Вороновой Станиславы.
Девушка в строгой классике выдавила неуверенную ответную улыбку, сверилась с планшетом и провела нас в дальний конец веранды, к столику, окруженному имитацией живой изгороди. В огромном круглом кресле Славка почти утонула, казалась какой-то особенно маленькой и потерянной. Спряталась за меню, стоило мне сесть напротив.
— У нас есть где-то полчаса, Игорь, — послышалось тихое буквально через несколько секунд, будто она старалась забить паузу. — Предлагаю поужинать. Ты ведь еще не ужинал?
— Нет, — покачал головой, рассматривая Воронову через голограмму, устроив подбородок на сцепленных в замок пальцах. Она делала вид, что не замечала.
Снова закрылась.
Отвернулась к улице, откинулась в кресле, рассматривая прохожих и фонари, вертела браслет трекера на тонком запястье. В приглушенном, мягком свете тоже казалась мягкой. Только дыхание частое, только слишком строгая линия скул.
— Ты виделся с Алисой сегодня? — вряд ли ее действительно волновало, виделся ли я с Алисой. Еще одна попытка чем-то разбить тишину. Зачем?
Тебе настолько тревожно, Слава?
— Виделся. Андрей ее еще проверяет. Но, в целом, покатит.
— Покатит? — переспросила Воронова, безошибочно улавливая подтекст. — Что не так? — встрепенулась тут же, нахмурилась едва заметно, оставила в покое трекер.
— В последний год у нее только вялый суппорт, никаких серьезных проектов. Это несколько… заставляет задуматься.
— Ты спрашивал? — закусила Славка губу, поворачиваясь ко мне. Белые зубки, мягкая плоть. И во рту у меня снова ее вкус, и в мозгах опять туман. И до зуда хочется вытащить ее из этого нелепого кресла и посадить к себе на колени. Сжать, втиснуть, наброситься на губы.
Но я только в кресле откинулся, прячась в тени, чтобы не увидела, не зацепила это выражение на роже, взгляд.