— Я буду ржать и убивать, если это гребаный отрицательный индекс.
Пальцы Лавы быстро забегали по клавиатуре.
— Можешь начинать, — дернула плечом, проходя к столу. В следующий миг я, с трудом сдерживая рычание, смотрел в ее ноут. Хотелось крови и действительно убивать.
Да, сука, отрицательный индекс.
Какая-то тупая, просто максимально тупая ошибка. Так могли накосячить новенькие, но не наши. А эта хрень торчала в самой Энджи, не в тех кусках, которые мы отдали свежему мясу на растерзание, а внутри, поэтому и лагало все, и ошибки сыпались одна за другой, как листья осенью. Просто дичайшая чушь и ересь.
Я бы так и продолжал пялиться в Славкин экран, стараясь справиться с собой, если бы она вдруг не подалась резко назад, захлопывая крышку, почти падая на диван. Тонкие пальцы запустила в волосы, уставилась куда-то в пол, роняя комп рядом. Я завис на сотые доли секунды, глядя на Воронову, на сжавшуюся, напряженную фигуру на диване. Ловил тишину.
— Слав? — не понимал, что случилось.
Она ничего не говорила, только руки подрагивали и дыхание стало едва слышным. В теплых зелено-карих глазах плескалось что-то злое и колючее.
— Слав, что? — я поднялся на ноги, опустился перед ней, отнимая ее руки от склоненной головы, пробуя заглянуть в глаза.
— Я косякнула, — прошептала Воронова едва слышно, зажмуриваясь. — Это мой косяк, Ястреб, — злость, удивление, вина. Коктейль из топа-три самых дерьмовых ингредиентов.
— Мы не знаем, скорее всего…
— Не скорее, Гор, — вскинула она голову резко, шипя сквозь стиснутые зубы. — Я все проверяю, я все допускаю или не допускаю. Если какая-то лажа попала в Энджи, значит попала, потому что я ее проморгала! — она вырвала руки, вскочила на ноги, подхватывая ноут. Скрипнули протяжно по полу белые кроссовки, цитрусовый запах на миг стал гуще.
Испуганная и злая одновременно. Бледная. Только лихорадочный румянец на щеках, и такие же бледные пальцы, сжимающие ноут. Смотрела на меня пристально, не моргая, будто чего-то ждала, несколько невыносимо долгих секунд. А я не мог понять, чего именно.
— Слав, — вздохнул, поднимаясь на ноги, сделал к ней шаг, но перехватить не успел. Через миг Воронова оказалась у двери, открыла ее сама, не дожидаясь пока заторможенная система сделает это за нее, шагнула в полутемный коридор.
— Иди домой, — проговорила глухо, дергая головой. — Отпускай всех. Я все поправлю, — таким голосом, что у меня кишки скрутило.
И ушла. Действительно ушла, так же быстро, как и появилась. Торопливые шаги прозвучали в коридоре мягким, но отрывистым стаккато, закрылась дверь кабинета почти бесшумно.
Я сжал переносицу, зажмуриваясь и решая, что делать. Переваривая и раскладывая на составные то, что только что произошло.
В первую очередь действительно надо всех отпустить. Не хер им тут делать. Думаю, воронят Лава отпустит сама. Оставшихся я возьму на себя и донесу несколько простых, но важных мыслей.
Я потянулся к смарту. Набрал сначала безопасников, потом позвонил своим, отменил общий сбор, подчистил все, чтобы завтра, точнее сегодня не было лишних вопросов. Пока говорил, душил в себе свербящее и жалящее. Мерзкое желание пойти за Славкой.
Она… взбесится, разочаруется, оттолкнет, спишет на то, что между нами случилось. Ее реально иногда хочется встряхнуть или покусать… Но с этим еще успею.
Потому что вопрос все равно остается открытым: кто так лажанул? Кого пора перевести из статуса нормального кодера в статус говнокодера?
Я вернулся к столу, вытащил все и полез искать, вбивая по ходу в смарт заказ.
Через двадцать минут Воронова вывела Энджи из кататонии, еще через пятнадцать ожили боты, включая камеры, через десять в коридорах зажегся нормальный свет. Когда спускался в холл, ИИ проснулась и в лифте, когда поднялся на нужный этаж еще через пятнадцать минут, работа системы, по крайней мере основные ее куски, были активны.
Я сделал нам кофе, рассеянно наблюдая за шуршащими в опен-спейсе уборщиками, перехватил собственный ноут и пошел к Лаве, проверяя есть ли кто-то еще в здании.
Славки в кабинете не оказалось. Вернувшаяся к жизни Энджи на вопрос ответила, что Лава в туалете и в здании, действительно, остались только мы с ней и охрана.
Подождем.
Я опустился на пол, упираясь спиной в диван, поставил туда же кофе, вытащил из пакета наш ужин, откинулся, прикрывая глаза. А ведь утро было офигенным…
Через несколько минут дверь с шуршанием отъехала в сторону, мигнул датчик у входа, но легких знакомых шагов я не услышал.
— Давай ко мне, Слав, — открыл глаза, поднимая голову. Капли воды блестели на все еще бледном лице, взгляд внимательный, в глазах, немного покрасневших от напряжения, привычная настороженность. — Давай, я принес ужин, — протянул к ней руку.
Воронова с шумом выдохнула и все же сделала шаг, по лицу все еще почти ничего невозможно понять. Я позволил улыбке стать шире. Поймал ее за руку и уронил к себе на колени.
Забарахталась. Несколько секунд барахталась, а потом откинулась на меня, прижимаясь.
— Там осталось… — пробормотала.
— Не важно, что там осталось, — пересадил ее удобнее, обнимая уже обеими руками. — Завтра Егор будет исправлять, это его лажа.
— А…
— А мы сейчас поужинаем, попьем кофе и тоже поедем домой, — прошептал, скользнув губами по щеке, собирая капли воды. Наклонился вперед вместе с ней, подтягивая к нам тарелки.
— Егор…
— Егор, — кивнул. — Завтра отправится к новеньким. Держи, — я протянул ей вилку, поставил на колени тарелку. — И ешь, и выдыхай. Это не твой косяк.
Она хотела возразить, собиралась возразить, уже набрала воздух в легкие. Но я стиснул ее крепче, чуть встряхнул.
— Не твой, Лава! — рыкнул, подаваясь влево, чтобы перехватить взгляд, чтобы смотрела на меня. — Ты одна не можешь за всем уследить, и твои воронята тоже. У нас двести сорок восемь проектов разной степени дерьмовости в разработке, а в сутках по-прежнему всего двадцать четыре часа, восемь из которых в идеале нужно тратить на сон.
— Я…
— Ты, — улыбнулся, кивая и коротко целуя. — Егору кол в жопу я завтра сам вставлю, если захочешь присоединиться, возражать не буду, — снова быстро ее поцеловал, вернул на место на своих коленях. — Ешь.
— Тиран, — пробормотала она и все-таки вытащила из моей руки биопластик в серебристой упаковке.
А я поставил свою тарелку ей на колени и воткнул собственную вилку в рыбу, давя улыбку от пришедшей в голову мысли. Очень удобно, когда твоя женщина меньше тебя. Будь Славка чуть выше, и так есть было бы неудобно. А тут… идеально просто.
Лава ела молча. Не пробовала вывернуться или отодвинуться. Прижималась ко мне спиной и тихо дышала. Заговорила только, когда разделалась с пастой и салатом и потянулась за кофе.
