Я моргаю, глядя на него.
— Не боишься, что сбегу с деньгами?
Он, не удостоив меня ответом, идет в сторону гаража. Понятия не имею, что мне делать. Можно сбежать, сесть на автобус и отправиться в станицу. Отсидеться где-нибудь и солгать маме, что отработала целый день. Заплатили. Вот как раз и пазик едет, рукой если махну — он остановится.
Кидаю напоследок взгляд на Данила.
Он руки в карманы засунул, объясняет трактористу, что от того нужно. Перед моими глазами мелькают картинки: солнце палит нещадно, крузак, как у папы, злые красные глаза, как у чёрта...
Данил ведь голодный. Вон как персики лопал, прямо накинулся. Вдруг это все его деньги и больше нет? А ему еще машину искать, вытаскивать, ехать до хутора.
Аа-а! Коря себя миллионом ругательств, я плетусь в сторону рынка. Своих ведь не бросаем — так всегда говорил папа. Потом, правда, взял нас и бросил.
Глава 6
В кабину трактора набились втроем. Тесновато, но едем.
Виктор Леонидович меня не узнал, курит сигарету, дымит противно. Духота! Я бейсболку на глаза натянула, в окно смотрю. Отчиму донесут — он башку мне открутит, по крайней мере попытается. Наш блюститель чистоты и порядка.
Работяга Данил между губ сигарету держит, правда, незажженную. Пялится на дорогу исподлобья. Мрачный, в образе самого главного парня на деревне. Гонора, конечно, у него выше крыши.
Как бы там ни было, рядом с ним почему-то не страшно. Я не могу это объяснить, на каком-то клеточном уровне чувствуется. Он мне отца напоминает. Нет, не внешне. Папа был двухметровым худым блондином. Данил тоже высокий, но не настолько. Он широкоплечий, крепкий, смуглый шатен. Но, как и папа, он тоже много хмурится, вечно всем недоволен. При этом я всегда знала: в глубине души папа добряк, который не обидит.
Невольно окунаюсь в воспоминания. Теплый весенний денек. Мне десять, Варе — двенадцать, уже подросток, не отрывающийся от телефона. Мы сидим в беседке у дома, отец стрижет газон.
— Пап, мы хотим в ресторан! — перекрикивает Варя шум газонокосилки.
— Сильно? — отзывается он, вытирая пот со лба.
— Терпение на исходе! — поддакиваю я, расцветая от счастья.
— Одевайтесь.
Через полчаса мы с Варей в длинных модных платьях выходим из дома, отец — в идеально сидящем костюме. Забираемся в его блестящий чистотой «Крузер 200» и едем. Долго-долго. В город. Показывать наряды, гулять, обедать...
Я редко думаю о прошлом. Не хочу превратиться в ноющее нечто, которое только и говорит, что о былом. Наша жизнь — здесь и сейчас. Возможно, однажды и до матери это тоже дойдет.
Через час трактор останавливается в какой-то адовой глуши у закопавшегося по брюхо черного внедорожника. Мужики выпрыгивают на улицу. Здесь их обувь — ботинки и резиновые сапоги — выглядит уместнее, нежели мои босоножки на плоском ходу, которые моментально увязают в сырой земле.
Данил выглядит получше: пока ждал Виктора Леонидовича, обмылся под уличным душем. Волосы стали на тон светлее. Футболка и штаны уже почти высохли на солнце. Глаза, правда, по-прежнему покрасневшие и воспаленные. Он часто моргает, иногда вытирает скупую мужскую слезу, без его разрешения катящуюся по щеке. В такие моменты мое сердце преисполняется сочувствия и хочется предложить ему еще один пирожок с луком- яйцами, что я купила на рынке.
Данил смотрит на крузак, Леонидович — на меня.
— Зажигалку дай, — не просит, а требует Данил таким недовольным тоном, что становится ясно: на меня нечего заглядываться.
Леонидович вздрагивает, как от подзатыльника. На всякий случай я встаю чуть поодаль, чтобы не мешать.
— Как же ты сюда забрался, мужик? — крякает Леонидович, оценивая фронт работы. — Здесь каждое лето дорогу подтапливает, ездить можно только зимой. Ну край до марта.
— Объяснили, что тут свернуть надо. Чтобы до озера Чистого добраться быстрее.
— До Чистого надо было дальше ехать с полкилометра, это все знают. Перепутал, может? Не местный? — сочувствует Леонидович.
Данил досадливо закусывает губу.
— Раньше вроде не топило, — говорит он с вызовом.
— Это когда? Как русло реки изменилось, так и топит.
В следующие полчаса мужики занимаются делом. Крепят трос, вытаскивают машину. Кричат, матерятся. В общем, наблюдать со стороны интересно. Я жую бутерброд с адыгейским сыром — вкусно.
Закончив работу, Леонидович довозит нас в крузаке до дороги, забирает положенные деньги и неспешно катит в сторону села.
Я сижу на пассажирском сиденье, рассматриваю панель, мысленно играя в игру «найди отличия между этой тачкой и машиной отца». Их много. У папы сиденья были белые, панель под дерево, экран другой формы. Расскажу сегодня Варе, какие мне выпали приключения. Она поругает, но слушать будет с восторгом.
Мы никуда не движемся, Данил смотрит на руль, будто впервые в жизни его увидел. Всё же он очень странный. Может, психованный?
— Ты не уснул? — спрашиваю я.
— Погоди, думаю.
Я вижу еще одну слезу, тянусь салфеткой, чтобы вытереть, — он тут же отклоняется и обжигает раздражением.
— Марин, а тебе домой срочно надо? — спрашивает вдруг.
Ох уж эти перепады настроения!
— Срочно.
— Что, если мы пару часов порыбачим? Тракторист сказал, тут полкилометра, потом направо, метров семьсот по бездорожью, немного пешком и озеро уже.
— Там берег скалистый, пробраться трудно. Местные не любят рыбачить на Чистом. И пешком долго шлепать, а у меня обуви нет.
— Давай так: ты говоришь, чего бы хотела, я выполняю, мы едем. Без всяких там капризов, нытья и прочего.
— Без нытья? Это я умею.
Следующие полчаса мы летим по бездорожью с ветерком! Я за рулем, сердце колотится, ладони потеют! Думаю о папе и ощущаю себя немного сумасшедшей — плачу и улыбаюсь одновременно! Разве так можно?!
Мы с Данилом то подскакиваем на кочках, то резко тормозим. При этом мой спутник вообще ничего не комментирует. Ему будто нет дела, если я поцарапаю или как-то еще поврежу машину его босса. Даже когда мелкий меткий камешек ударяет в лобовое и трещина по стеклу идет паутинкой, Данил никак не комментирует ни повреждение, ни мое «ой!». Бросаю на него опасливый взгляд — задремал. Блин, сказать, что так и было? Я останавливаю машину в тупике и бужу его.
— Вставай, плакса. Приехали.
— О, мы еще живы? Тогда двигаем. — Данил играет бровями и выпрыгивает на улицу.
Через час изматывающего пешего хода с рюкзаками, снастями и прочими принадлежностями мы, наконец, выходим к скалистому берегу. Вид открывается — дух захватывающий! Водная гладь чистая, как наша с Варей честь в мечтах матери и отчима. Густая зелень по кромке.
