— Тише.
Часто и тяжело дышу. Данил кладет ладони на мою грудь и ведет вниз. Где живот — надавливает, насаживая на себя сильнее.
— Чувствуешь меня? — спрашивает. — Ты чувствуешь?
Я киваю. Он делает движение, заставляющее себя потерять.
— А так?
Ничего не соображаю.
Данил делает еще одно. Требовательное.
— Да, — шепчу сбивчиво.
Дальше мы снова любим друг друга физически. Двигаемся, поднимая его на вершину, откуда он срывается с низкими стонами, кончая.
Прижимает меня к себе крепко. Мое сердце колотится.
— Всё в порядке? — спрашивает Данил через несколько секунду.
— В ванной ужасно неудобно.
— Я потерял голову, — признаётся. — Забылся.
— Я тоже. Как ты? — робко улыбаюсь.
— Я скучал, — повторяет он эти два слова. Но уже с другой интонацией. Без игривых ноток. Надавив голосом.
Я вдруг понимаю, что он ревновал. Ревновал меня только что. И старался быть лучше.
Воздух покидает легкие. Я не сравнивала. Честное слово. Ни о ком другом не думала в те секунды, пока Данил был во мне. Только о нем и о своем восторге.
Глава 40
«Отец попросил позвонить тебе, пожелать счастья и поблагодарить за землю. Но знаешь что, Марина? Пошла-ка ты на х*й! Ненавижу тебя».
Утро воскресенья начинается с милого сообщения от несостоявшегося мужа. Я отвечаю:
«Спасибо, что написал».
Я уже извинилась перед Лёшей и не собираюсь превращать свою жизнь в борьбу с чувством вины. Да, я поступила ужасно, но раскаялась и попросила прощения. Больше я ничего для Алексея и его семьи сделать не смогу. Иногда некоторые люди ведут себя по отношению к вам гадко. Но бывает, что гадко ведете себя именно вы. И это тоже нужно пережить и вам, и тем, кому стало плохо. Нельзя подчинять жизнь одному неправильному поступку.
Поворачиваю голову — Данил спит. Мирослава — тоже. Я лежу на самом краешке полуторки. Мирослава практически вытолкала меня с постели. Тогда поступаю хитро: перебираюсь на Данила и устраиваюсь на нем сверху. Обнимаю и прижимаюсь.
— Почему вы обе не можете просто спать отдельно, — бурчит он. — Это ведь так удобно: лежать одному и спать.
Я прыскаю и целую его в шею. Сама розовею, когда его ручища на моих ягодицах оказываются и поглаживать начинают. Лениво, но при этом как-то основательно, что ли.
— Доброе утро, любимый, — шепчу я. Мой любимый. Мой единственный.
Данил слегка улыбается.
— Я сегодня спал максимум минут сорок.
— Прости. — Продолжаю его зацеловывать. — Мы с Мирой поверить не можем, что ты наш. Вот и ластимся.
Данил хмыкает. Потом вдруг резко меня к себе прижимает и рывком переворачивает. Устраивается сверху между моих ног. Я пикнуть не успеваю! А его губы уже по шее ведут. Обнимаю Даню горячо руками и ногами, на секунду забывая, что мы не вдвоем. Классно!
Потом оба вспоминаем и останавливаемся, конечно. Просто лежим в обнимку. Тепло, уютно. Обнимаемся, нежимся, дремлем.
— Если честно, я часто тебя вспоминала, после того как Мирослава родилась. Она терпеть не могла оставаться одной, и приходилось с ней часами лежать. А выспаться рядом с Мирой крайне проблематично. Наверное, я нормально не спала с самой беременности.
— Нам нужна будет кровать побольше, — ищет решение Данил.
Я улыбаюсь и рассуждаю:
— Бессмысленно. Мы все равно будем жаться к тебе.
Данил поворачивается ко мне, но я нежно целую его в губы.
— Неужели мы правда сейчас полетим в Москву? Не верится, — шепчу следом, встрепенувшись. Поглаживаю его спину. Нежно, ласково.
Данил кивает:
— Еще пять минут, и встаем. Нужно собрать вещи. А мне в квартиру заехать.
— Мы с тобой.
— Хорошо.
— Даня, а потом? Что будет после Москвы?
— Надо подумать.
— Тебе на хутор нужно, да?
Он снова кивает.
— Не хочу находиться в Ростове без тебя, — говорю честно. — После того как слиняла со свадьбы, мне немного страшно.
— Ты можешь остаться в Москве. Хочешь?
— Вдвоем с Мирой в чужом городе?
— Мне нужно подумать, Марин. Зимой я могу жить на несколько городов, весной и летом с этим сложнее. Ну осень — это вообще пздц.
— Жить на несколько городов трудно в любом случае.
— Я что-нибудь придумаю, — обещает Данил. — Ничего не бойся только.
Я киваю, обнимая его крепче. Опасное предложение болтается на языке. Я бы хотела... Зажмуриваюсь. Хотела бы попроситься поехать на хутор с ним. Наверное, Данилу не понравится эта идея. Он еще женат, там всюду вещи Златы. И тут я. В статусе чужой жены. Приеду к нему домой! Сердце колотится. Он разозлится, наверное.
Но я не представляю, как можно от него оторваться. Как? Больше трех лет я мечтала быть его конфетой. Чтобы целовал, смаковал, наслаждался мною. Как в ванной ночью. Как сейчас — спросонья, лениво, нежно.
Хочу быть его конфетой двадцать четыре на семь. Чтобы он стремился ко мне каждую свободную минуту. Хочу быть в пешей доступности. Чтобы Данил постоянно ко мне срывался.
Как же его отпустить? Не представляю себе.
Сумка у нас с Мирой получается внушительной. Я беру с собой и легкую одежду, и теплую, потому что прогноз погоды в Москве непонятный: один день солнечно, второй — ледяной дождь и ветер.
В квартире Дани быстренько убираюсь, пока он пакует свои вещи. У порога Мира обнаруживает осколки бокала. Хорошо, что порезаться не успевает! Я устраиваю дочку смотреть мультики на диван и орудую пылесосом. Ни о чем Данила не спрашиваю. Очевидно, Злата была не в восторге от новости о разводе. Интересно, пишет ли она ему, что ненавидит?
Вещей Златы в квартире нет. Я не нахожу ни бутылочек в ванной, ни тряпок в шкафу, ни забытой ватной палочки на комоде.
От прошлых отношений у нас с Даней остались злые эсэмэски и разбитый бокал. Когда думаю об этом, становится грустно. Но затем Данил заходит в зал, я смотрю на него и понимаю, что иначе было бы страшно. Иначе мир бы тонул в горечи, зависти и ревности.
Путешествовать с ребенком втроем в тысячу раз легче, чем вдвоем. Время ожидания в аэропорту, а потом и время посадки, Мирослава проводит на руках у Данила. Тот же умудряется делать все дела одной рукой. Тащить сумки, проходить контроль, кому-то звонить, покупать кофе, хватать меня за зад при случае... Мира ему совершенно не мешает, а дочку и вовсе не узнать! С высоты роста Данила у нее лучший вид. Мира важно сидит у отца на руках и пялится по сторонам.
