Девятиэтажное здание малосемейки выросло перед Ильей, и, едва глянув на облезлые стены, он больше ни в чем не сомневался. Митрофан – вот кого Илья должен повидать, вот к чему (вернее, к кому) подталкивала его Томочка.
Снегопад усилился, еще и ветер поднялся – адова погодка. Илья ускорил шаг, чтобы быстрее оказаться в тепле, и через несколько минут уже входил в подъезд.
Здесь ничего не изменилось с момента его прошлого визита, когда Илья приходил спросить у Митьки, что ему известно про отель «Петровский»: те же грязные полы, застоявшийся кислый запах табака, мочи, подгоревшей еды, мокрой штукатурки; даже стол, за которым тогда сидела и лузгала семечки не то дворничиха, не то просто жительница дома, был на месте. Правда, за ним никого не было.
На сей раз Илья знал, куда идти, и сразу свернул в нужный коридор, направился к двери. Она, кстати, теперь была другая: Митрофан, как сказал Миша, взялся за ум, бросил пить и, по всей видимости, обустроил свой быт. Так что дверь теперь была не хуже, чем у соседей: прочная, металлическая (с внутренней стороны, наверное, деревом обита), с блестящей ручкой и парой надежных на вид замков. Теперь, надо полагать, у хозяина было что беречь от воров.
И все же эта дверь отличалась от прочих. Над ней висело распятие.
Убедившись, что звонка нет, Илья постучал. Ему не ответили, но тишина за дверью была живая: Илья знал, внутри кто-то есть. Пустые помещения молчат по-другому.
– Митрофан, это Илья! Откройте, пожалуйста!
Пришлось постучать еще не раз, сопроводив это мелодраматическим: «Я знаю, что вы там!», но в итоге ключ повернулся в замке. Илья, наученный горьким опытом жизни с пьющим человеком, счел, что Митрофан сорвался, запил, вот и не открывает, но все оказалось совсем не так.
Илья ошибся – Митрофан был трезв. Но при этом его шатало и трясло – как быстро понял Илья, вовсе не с похмелья. Сегодня перед ним был совсем не тот человек, которого он помнил: прежнего Митрофана, грубоватого, суетливого, державшегося немного вызывающе и вместе с тем заискивающе, сменил человек, о котором с уверенностью можно было сказать лишь одно: он напряжен и напуган.
Обстановка в квартирке тоже стала другой: было опрятно, появились занавески, люстра на потолке, мебель, а еще – символы веры. Кресты, распятия, иконы виднелись буквально всюду; куда ни повернись, наткнешься на скорбный лик Спасителя, Богородицы или какого-нибудь святого. Илья вспомнил про крест над входной дверью и спросил:
– Почему вы не открывали так долго?
Митрофан хотел ответить, но вместо этого неуверенно посмотрел на Илью и криво махнул рукой. Запер дверь на все замки, прошел в комнату, сел на диван.
– Вы стали верующим?
– Уверуешь тут, – проговорил Митрофан себе под нос. – А ты, стало быть, прикатил обратно? Миша говорит, ты за границей где-то жил.
– Да, – коротко ответил Илья. – Вернулся.
Он не знал, как начать разговор, о чем говорить с Митрофаном, потому что и пришел сюда не совсем по своей воле, как ни парадоксально это звучало. Однако Митрофан заговорил сам.
– Не отпускает меня чертовщина эта, видишь, – сказал он. – То больница Петровская, то теперь вот… Миша сказал тебе? Я видел ее, никакого покою теперь, а никто не верит. А я чую, нутром чую! – Митька ударил себя кулаком в грудь.
– Вы видели мертвую женщину на улице. Она прошла мимо вас.
– Я думаю, сызнова началось. Было уже такое, – шепотом выговорил Митрофан.
Илья сидел, не зная, как на это реагировать.
– Я и сам не верил – думал, сказки детские, всякое такое… Но потом, как увидел… Мише тогда еще сказал: колдун мертвяков поднимает. Мертвячка… Ну, которую я видел… Не она первая, не она последняя, и другие есть, и будут!
Это звучало как шизофренический бред, но Илья слушал и не перебивал, зная, что многое из того, что довелось пережить ему и его близким, тоже было похоже на события из мистического романа или фильма ужасов, однако происходило на самом деле.
– Помнишь, я тебе говорил, что в деревне вырос, в Рождественском? И бабка моя говорила: «Места на свете – они как люди. Есть добрые, а есть злые. От плохих держись подальше – целее будешь»? Так ведь она не просто так говорила-то, она знала! Неподалеку от нас место было самое что ни есть дурное, хуже некуда. Мертвая рыбацкая деревня.
– Что? – подскочил Илья. Совсем недавно про такую деревню говорила музейная старушка Елена Ивановна. – На Быстрой?
– Угу. Вымерла она. А мои-то предки оттуда родом. Бабка говорила, отца ее там убили. Она с матерью, братьями и сестрами уехала, отец их увез оттуда, а сам вернулся – может, вещи взять хотел или дела какие были. Там его и порешили. Не человек убил, это точно, и не его одного, почти всех мужиков, кто в деревне жили, а головы их отрубленные выставил на окошко.
Сомнений быть не могло: Митрофан говорил именно о той деревне, откуда был родом Степан Холмогоров, а события, о которых вел речь Митька, были как раз те, про которые рассказывала Елена Ивановна.
Отрезанные, как у полковника Сафронова, головы…
Какая тут связь?
– Что еще говорила бабушка?
– Чтобы не смел соваться в те края, где деревня была. Там дома многие годы стояли брошенные, потом сгорели – не то сами, не то поджег кто.
– А кто убил людей? Вы про колдуна упомянули.
– Был колдун, – кивнул Митрофан. – Тоже в деревне жил, на отшибе. Бабка говорила, силы был неимоверной. Водяными мог управлять, всякой там нечистью, что в воде живет. Заговоры, порчи – все знал. Бабка говорила, люди шептались, что он нечистую и натравил на мужиков. Обидели они его или еще что, так вот он заставил речных утопленников из воды выйти и… – Митрофан опять махнул ладонью, словно приветствуя кого-то. – Я мальчонкой был, думал, врет, старая, нарочно, чтобы в те места не ходил: там берег крутой, а еще болото недалеко. Говорил ей, не бывает никаких колдунов, которые мертвецами управляют, а оно вишь как обернулось!
– Все эти кресты, молитвы…
– Тебе легко говорить, ты ее не видел, – огрызнулся Митрофан. – А я ни одной ночи не сплю спокойно. Как солнце сядет, из дому выйти не могу, все мерещатся мертвецы. А еще этаж первый, снится, что утопленники в окно глядят. – Он помолчал, а потом выдал: – Ты говоришь, чего не открывал-то. А помереть хотел, Илюха. Устал уже, нету мо́чи. Не сплю, не ем. Трясусь, как цуцик какой. Сидел, думал, таблеток напьюсь, от давления. Сразу пачку раз и все. Или лучше две. В петлю страшно, а так… Ты мне, может, жизнь спас: не пришел бы, я бы… Только вот зачем, Илюха? Зачем жить-то так?
Илья сидел, пытаясь справиться с потоком информации, уложить в голове все сказанное Митрофаном. Он пока не мог разложить все по полочкам и сделать верные выводы, хотя и знал, что это взаимосвязано: случившееся более ста лет в деревушке на берегу Быстрой, обезглавленные тела, которые время от времени находят в этих местах, колдун, смерти девушек в Быстрорецке, ожившие мертвецы, полковник Сафронов…
