На мгновение мир словно затих, и Саймона пробрало таким ужасом, что он едва не выдал себя. Однако он смог судорожно вздохнуть и сказать:
– Всё ещё не понимаю, о чём ты.
Лицо Ориона окаменело.
– Что ж, ладно. Если ты так настаиваешь, позволь ввести в курс дела: вышеупомянутые несовершеннолетние подданные моего Царства спланировали и осуществили нападение на Гнездо с целью его обокрасть. Армии неизвестны их мотивы, но я провёл осмотр места преступления и обнаружил, что они не просто разбили несколько бутылок дорогого вина, но и влезли в тайник, где раньше хранились мои Осколки Хищника.
Видимо, он действительно положил записку неправильно. Или перевернул футляр вверх ногами.
– И ты считаешь, что я как-то с этим связан.
– Больше ничего тронуто не было, – ответил он. – А ценности из Гнезда стоят целое состояние даже в единичных экземплярах, что уж говорить о нескольких. Грабители знали, что ищут вещи значительно дороже денег и драгоценностей.
Орион смотрел на него тяжёлым, пристальным взглядом, но Саймон подавил дрожь. Его ещё не утащили в наручниках, значит, доказательств у Ориона не было. А ребята его не сдали.
– Раз у тебя столько всяких богатств, может, нужно получше их охранять? – спросил он.
– Стража была занята делами иного характера, – сказал Орион. – Полагаю, их отвлекли нарочно.
– И чем же она была занята? – спросил Саймон, хотя прекрасно знал, о чём речь.
– Твоя мама решила выйти на вечернюю прогулку, – ответил Орион. – Учитывая, что её выпустили на свободу лишь этим утром, я счёл необходимым обеспечить ей безопасность в полёте.
– И послал за ней столько стражи, что не хватило на охрану своих главных ценностей?
Повисла тишина. Орион так впивался в него взглядом единственного глаза, что Саймон едва не ёжился.
– Как ты это провернул? – спросил дедушка очень-очень тихо. – Потому что всё выглядит так, будто во время ограбления ты плохо себя чувствовал и находился под присмотром самого верного моего врача.
– Так и было, – ответил Саймон, стараясь не выдать себя дрожью в голосе – хотя сам не знал, чем она вызвана: страхом или гневом. Может, и тем, и другим. – Мне нравится Порша. Она хорошая девушка, и если она действительно замешана, то ты явно… явно…
– Всё не так понял? – спросил Орион, вскидывая бровь. – Ошибся?
Саймон промолчал. Да и что говорить, когда все его слова могут исказить и использовать против товарищей? Остро ощущая направленный на него взгляд, он уставился на малиновок, невероятно сожалея, что вообще попросил Поршу с ребятами о помощи. Он мог бы справиться самостоятельно. А даже если бы не смог, и Орион узнал бы про силы Звериного короля, это всё равно было бы лучше, потому что тогда новые друзья не понесли бы за него наказание.
– Что с ними будет? – спросил он, хотя не был уверен, что хочет знать.
– Предстанут перед судом парламента, – ответил Орион. – Если их признают виновными, то и наказание дадут соответствующее. Обычно за измену приговаривают к смерти, но в данном случае, учитывая мои тёплые чувства к подозреваемым, я попрошу смягчить приговор. Думаю, до двадцати лет заключения.
Двадцать лет?
– Но они же… просто дети, – сказал Саймон, едва держа себя в руках. – Раз ничего не забрали, это мог быть… не знаю. Розыгрыш.
– И какая у него была цель? – спросил Орион. – Может, подготовиться к настоящей атаке?
– А может, не было никакой цели, – горячо возразил он. – Может, тебе мерещится то, чего не было.
Орион покачал головой, вновь поднимая чашку.
– Или они пытались помочь своему будущему правителю, – тихо предположил он. – Снискать его расположение. Или доказать свою преданность.
– Я два дня назад приехал. У них ещё будет время, чтобы доказать преданность.
– Уверен? – От зловещего тона по коже побежали мурашки. – Что ж, рано или поздно всё тайное становится явным. А как поступить сейчас, решит парламент. – Отпив чай, он перевёл взгляд на деревья. – Если не хочешь ни в чём признаться, Саймон, можешь идти.
Саймон открыл рот и тут же захлопнул. На языке вертелся вопрос – глупый вопрос, он знал это, но в борьбе совести и чувства самосохранения побеждала совесть.
– А если хочу, – произнёс он, – что с ними станет?
Орион склонил голову, не глядя на него.
– Если твоё признание окажется правдивым, то можно будет забыть эту маленькую неурядицу и простить их.
– А что станет со мной? – спросил Саймон, прекрасно понимая, что нельзя принимать слова Ориона за чистую монету.
– Учитывая, что ничего не пропало, то в интересах Царства будет закрыть на это глаза – если, конечно, ты готов искупить свою вину. И рассказать, как именно ты всё провернул.
Сердце ушло в пятки. Он готов был принять удар на себя, но для этого пришлось бы раскрыть свою тайну.
– Когда состоится суд? – спросил он.
– Сегодня вечером. Учитывая причастность трёх из девяти благородных семей, я решил отменить официальный обед, пока ситуация не разрешится, – сказал Орион. – Тебе тоже советую держаться от них подальше.
Саймон коротко кивнул, практически не слушая его.
– Я, пожалуй, пойду, – пробормотал он. – Мне как-то нехорошо.
Орион промолчал, и Саймон вышел в коридор, не зная, что и думать. Он должен был помочь друзьям. И если ради этого придётся рискнуть заключением под стражу и лишением единственного шанса заполучить Осколки Хищника – что ж, так тому и быть.
18
Совиный парламент
– Ты идиот, – сказала Уинтер. – Какой же ты идиот.
Она сидела на своём любимом диване и злилась так, что умудрилась вытащить нитку из расшитой узорами декоративной подушки. Малкольма новости тоже не обрадовали: он, сгорбившись, сидел рядом и смотрел на Саймона из-за чёлки, падающей на глаза.
– Зачем Ориону держать слово? – спросил дядя. – Если признаешься, у него появится повод запереть тебя, как Изабель.
– Нет, с Саймоном так не получится, – сказала его мама, расхаживающая между диванов. – Он сможет сбежать.
– Ну и какой тогда смысл было всё это устраивать? – поинтересовался Малкольм. – Мы приехали, чтобы Саймон втёрся Ориону в доверие и нашёл Осколки.
– Он попытался и не смог. – Рован стоял у окна, заложив руки за спину и наблюдая за деревьями – явно смотрел, не подслушивает ли кто. – Нужно придумать новый план.
Саймон, скрестив ноги, в одиночестве сидел на втором диване и словно бы не принимал участия в разговоре. Когда он сказал, какую мысль рассматривает, говорить начали остальные, и замолкать не собирались; он лишь жалел, что Ариана с Джемом сейчас не рядом. Может, кто-нибудь из них встал бы на его сторону.
