– Договорились, да, – согласился Орион, вкладывая новый болт в арбалет. – Но ты так часто меня предавал, Саймон, что теперь и мне придётся нарушить слово.
Саймон в ужасе наблюдал, как Орион упёр арбалет в плечо и прицелился в Селесту.
– Не надо, – выкрикнул он. – Орион, нет!
Но было слишком поздно. Ночь прорезал нечеловеческий вой, Орион выстрелил, и болт понёсся прямо в Селесту.
Саймон машинально дёрнулся. Кто-то закричал так, что кровь застыла в жилах, а потом на землю упало что-то тяжёлое. Сглатывая застрявший в горле ком, он поднял голову – и распахнул рот.
Каким-то чудом раненая волчица удержалась на ногах. Саймон глядел на неё во все глаза, пытаясь разглядеть свежую рану, но ничего не находил. А потом зрение прояснилось, позволяя увидеть картину в целом, и оказалось, что волчица нависает над чьим-то обмякшим телом. По венам пробежал лёд.
Нолан.
Даже в темноте было видно, как сквозь футболку брата сочится кровь, и осознание ситуации едва не сбило Саймона с ног. Видимо, Нолан никуда не ушёл. И, как последний идиот, прыгнул наперерез болту, спасая Селесту.
Орион до сих пор сжимал арбалет, а на лице его читался такой же шок, что охватил Саймона.
– Нет, – прошептал он, опуская оружие. – Нет!
Но Саймон не слушал его. Перед глазами стоял лишь брат, а до слуха доносился чей-то отдалённый крик. И лишь когда заболело горло, он понял, что кричит сам.
Стрела, внезапно прорезавшая воздух, вошла Селесте в бок. Но она не отошла от Нолана, только оскалила зубы. И тогда очередная стрела пронзила её тело, затем ещё одна и ещё, и лишь тогда глаза её закатились, и она завалилась на бок, закрыв Нолана лапами.
Саймон не думал. Не дышал. В тот момент весь он превратился в комок боли и ярости, – а потом в груди вспыхнуло пламя, и руки его обернулись когтистыми лапами. Орион должен был заплатить – и Саймон не был согласен на меньшую цену, чем жизнь.
Но превратиться он не успел. Кто-то ударил его по затылку, и он свалился на землю. Последнее, что он увидел перед тем, как мир погрузился во тьму, – как Орион опускается перед Ноланом на колени, а по рукам его течёт алая кровь.
23
На съедение волкам
Очнувшись, Саймон услышал негромкие голоса.
Голова раскалывалась. Он приоткрыл глаза, но перед ними всё плыло. Он не сразу понял, где он и что случилось, а потом воспоминания вернулись, резкие и болезненные, словно пощёчина.
Нолан.
Он сел, и голова закружилась. Пришлось впиться пальцами в землю и низко склониться, дожидаясь, пока пройдёт тошнота.
Голоса зазвучали громче, а когда звон в ушах поутих, Саймон смог различить их: хрипловатый и низкий, принадлежащий Лео Торну, и второй, напряжённый и ломающийся от невыносимой усталости.
– …скучал по тебе, – сказал Лео. – Как я жалею, что ушёл.
– Ты защищал их. Как и я, – слабо прохрипел второй голос. Селеста. – Правда, у меня не вышло. Я всех подвела.
– Нет, не подвела. Это я подвёл тебя, когда ушёл. А потом подводил снова и снова. Я бросил тебя на съедение волкам, не оставил никакого выхода.
– Ты считал, что так будет лучше. Я тебя понимаю.
Саймон осторожно поднял голову. Он лежал рядом с низко висящими еловыми лапами, а в нескольких метрах от него сидел Лео, уложив голову Селесты себе на колени и мягко скользя пальцами по её волосам. Она снова была в человеческом облике, а кровавые стрелы, пронзавшие тело, валялись в стороне, разломанные надвое.
Саймон хотел было спросить, почему Лео не пытался помочь ей, а потом оглядел Селесту и сам понял ответ. Лицо её побелело, одежда насквозь пропиталась кровью. Тут уже ничто не могло помочь. Лео просто провожал её в последний путь, окружив мало-мальским комфортом.
Саймон тяжело сглотнул. Там, где раньше лежал брат, никого уже не было, и Орион с армией тоже пропали. Тут же стало ясно, что произошло. Повелитель птиц бросил Селесту умирать, но забрал с собой Нолана – то есть он не просто заполучил все Пять Осколков Хищника, но и захватил наследника Звериного короля.
К горлу подкатила тошнота. Это Саймон всех подвёл. Подвёл так, что не осталось ни малейшей надежды. Может, Орион ещё не собрал Хищника и не украл силы Звериного короля, но долго ждать не придётся. Если Нолан вообще доживёт.
– Помнишь то озеро? – пробормотала Селеста, слабо сжимая пальцы Лео в своих. Они не заметили, что Саймон пришёл в себя – или просто не обратили внимания. – На которое мы ездили с родителями, когда были детьми?
– То, которое в Сиракузах? Разумеется, – ответил Лео. – Мне нигде не было так хорошо, как там.
– Мм. А помнишь белок, которые постоянно таскали у тебя полотенца, пока мы купались?
– Дай угадаю, – сказал он с грустной улыбкой, от которой вокруг глаз расцвели морщинки. – Это твоих рук дело.
Она тихо рассмеялась, но сразу же зашлась в надрывном кашле.
– Чьих же ещё. И это я таскала у тебя конфеты, и в книгах рисовала тоже я. Только я.
– Знаю, – шепнул он, поглаживая её по щеке. – Какой бы ты была сестрой, если бы не доставляла мне иногда неприятностей?
На какое-то время в ночи вновь воцарилась тишина, и Саймон с тяжёлым сердцем опустил взгляд на землю. А потом Селеста с надломом продолжила.
– Прости меня, Лео, – прошептала она. – Ты доверил мне сына, а я его не уберегла.
– В этом виноват только один человек, и он скоро умрёт, – сглотнув, ответил он.
– День, когда мы похоронили Люка… стал худшим днём моей жизни, – пробормотала она, глядя в пустоту. – И я даже не сразу поняла, что больше никогда тебя не увижу.
– Я рядом, – ответил он, убирая с её лица прядь волос. – Я с тобой.
– Ты ведь всегда был поблизости, да? В январе, в зоопарке… когда я увидела смеющуюся сову… сразу поняла, что это ты. Смеющиеся совы уже сто лет как вымерли. В след… – Она зашлась в кашле, и Лео гладил её по спине, пока приступ не стих. – В следующий раз будь осторожнее.
– Я это учту, – со слабой улыбкой ответил он.
Они вновь замолчали, а затем Селеста вздохнула.
– Ты ведь сможешь их защитить, да?
– Я сделаю всё возможное, – тихо ответил Лео. – Отдыхай. Всё будет хорошо.
Она хрипло втянула воздух.
– Передай им, что мне очень жаль. Я не… не хотела…
– Передам, – сдавленно ответил он, а в глазах уже блестели слёзы.
– А Малкольму… – Селеста закашлялась с такой болью, что Саймон вздрогнул. – Скажи ему, что я всем сердцем его люблю. Что бы я до этого ни говорила… он должен знать.
