Саймон попытался отползти, но голова закружилась так сильно, что его чуть не стошнило. Перед глазами зарябило, и он нечеловеческим усилием заставил себя отодвинуться к зубцам. Нужно было бежать, улететь, зализать раны, и тогда…
И тогда он ощутил, как щеки касается кончик кристалла. Он оставил за собой царапину, не более, но её хватило, чтобы выступила кровь. Серость перед глазами сменилась кровавым пульсирующим светом Хищника, и внезапно Саймон ощутил, что лишился чего-то невероятно важного. Пылающий уголёк в груди, тот самый, что всегда разгорался от страха, волнения и уверенности, угас, а вместе с ним пропала и неосязаемая частичка души.
Он зажмурился, чувствуя, как кровь стекает на шею. Ему не требовалось подтверждение от Ориона – он и так знал, что случилось.
Саймон лишился всех своих сил.
29
Лебединая песня
Ночь, казалось, замерла. В ушах зазвенело, но зрение прояснилось, и осознание произошедшего накрыло с головой, выбив весь воздух.
Их больше не было. Все силы пропали.
– Я не хотел этого делать, – с сожалением сказал Орион. – Из нас вышла бы замечательная команда. Лучшая в мире. Но ты не оставил мне выбора, мальчик мой, ты ведь понимаешь?
Саймон прислонился к зубцам башни. На противоположной стороне крыши лежал обмякший Лео, и он долго смотрел на него, надеясь разглядеть биение жизни. Но сколько бы ни всматривался, Лео не шевелился, и слепая ярость, ледяная и смертоносная, вмиг смыла неуверенность и сомнения.
– Никто за тобой не последует, – тихо сказал Саймон. – Да, ты силён, но ты обречён на одиночество. Тебе некого любить, и никто не любит тебя. Твоя ненависть – чёрная дыра. Ты только и можешь, что причинять боль, и все это скоро поймут. Поймут и увидят, какое ты чудовище, и в кого бы ты ни превратился, никто об этом не забудет.
Орион смотрел на него с каменным лицом, крепче сжимая Хищника.
– Люди полюбят меня, когда увидят мир, который я для них создам, – и все изменения, которые сделают его лучше.
– И скольких ради этого придётся убить? – выплюнул Саймон. – Все люди, погибшие от твоей руки, все, кто падёт сегодня в битве… у них есть семья и друзья, и их ненависть к тебе не остынет. История запомнит тебя злодеем. Никто тебя больше не полюбит. Никогда.
Сощурившись, Орион шагнул к нему.
– Возможно, – согласился он. – Но тебя это волновать не должно, потому что ты этого уже не увидишь.
Он вскинул Хищника, сияющего, как маяк в темноте. Но не успел ударить – воздух прорезал холодящий кровь крик, и на глазах Саймона ещё один волк врезался в Ориона с такой силой, что Хищник вылетел из его руки и укатился на несколько метров в сторону.
– Отойди от брата! – взвыл волк – и Саймон с ужасом узнал в нём Нолана. Он прихрамывал, а в боку его отчётливо виднелась глубокая рана, и всё же он бесстрашно смотрел на повелителя Птиц.
– Здравствуй, Нолан, – произнёс Орион. – Видимо, с тобой придётся разобраться в первую очередь.
Повелитель Птиц превратился в гризли, и от его рёва у Саймона волосы встали дыбом. Нолан кинулся в атаку, яростно вцепился Ориону в шею, и они забились, то и дело меняя обличья.
Саймон никогда не видел ничего подобного. Всего за несколько мгновений Нолан успел сменить облик волка на гадюку, затем на аллигатора, и лишь тогда смог схватить медведя за ногу. Орион в ответ стал таким крошечным, что Саймон не успел разглядеть, и аллигатор зашёлся в крике, распахнул челюсти и выпустил осу. Оказавшись на воле, Орион стал ястребом-гарпией, и Нолан тут же взмыл в небо, бросаясь на него с когтями и клювом краснохвостого сарыча.
Один Звериный король сражался против другого, и каждый раз, когда Нолан уклонялся от атаки, сердце Саймона замирало. Птичьи крики разлетались над островом, а они всё превращались и превращались, пытаясь стащить друг друга на крышу. Но с течением времени Нолан, кажется, ослабевал. Саймон в отчаянии огляделся, пытаясь придумать, чем помочь. Однако без способностей он стал абсолютно бесполезен.
Но стоило взгляду упасть на Хищника, как разум прояснился. Он не мог помочь брату, но мог спасти всех анимоксов.
Пошатнувшись, он подбежал к скипетру и подобрал его. Сейчас он показался совсем лёгким. Рукоять излучала тепло, но не обжигала, в отличие от кристалла. Собравшись с силами, Саймон взобрался на зубец башни и посмотрел вниз. Где-то далеко виднелась каменистая земля – оставалось только разжать руку.
– Нет! – заорал Орион, и Саймон обернулся, едва не свалившись. Нолан впивался в сокола когтями, пытаясь его удержать. Ориону нужен был скипетр. Он уже заполучил силы Звериного короля, но без Хищника не получилось бы подчинить остальной мир – не было бы рычага.
Саймон перегнулся через зубец, чтобы сбросить Хищника с башни, но тут Орион вырвался из когтей Нолана. И когда сокол, отчаянный и потрёпанный, устремился к нему, Саймон понял, что выхода не было.
Поэтому, прижав к себе Хищника, он сделал то, что должен был.
Он прыгнул.
Холодный ветер засвистел в ушах. Земля приближалась. Все инстинкты вопили превращаться, но сил больше не было, и спастись он не мог. Оставалось лишь закрыть глаза, прогнать мысль о том, как больно будет падать на острые камни, и подумать о семье.
Хищника больше не будет, значит, они справятся с Орионом. Представители Пяти Царств, ещё не вступившие в бой, восстанут, и единым фронтом они отвоюют мир анимоксов. Саймон погибнет не напрасно. И с его семьёй – с мамой, Ноланом, дядей Малкольмом, Уинтер, Арианой, Джемом и Зией, со всеми, кого он так полюбил, – всё будет хорошо.
Но как только он прыгнул, то ощутил, как скипетр дёрнулся в руках, будто хотел взлететь. Приоткрыв глаза, он увидел сокола, вцепившегося когтями в кристалл Хищника.
– Он мой! – заорал Орион, биением крыльев пытаясь замедлить падение. Но Саймон был для него слишком тяжёлым, и остриё впилось в ноги птичьего лорда, напрягшего все свои силы.
А потом, когда до земли оставалось не больше тридцати метров, Хищник вспыхнул красным.
Жар неумолимой волной пронёсся по венам Саймона, подобно лаве обжигая его изнутри. Но вместо боли он испытал лишь полноту, будто всё потерянное вернулось на место, закрывая оставленную собой бездну. А сокол прямо у него на глазах растаял, и остался один только Орион.
– Твой, – ответил Саймон и отпустил скипетр. Пожар в груди вновь разгорелся, и тогда перья снова покрыли кожу, рот с носом стали клювом, и за несколько метров от приближающейся земли Саймон раскрыл крылья и взмыл ввысь.
Только тогда Орион осознал, что натворил. Единственный глаз широко распахнулся, и он открыл было рот в крике, но с губ не слетело ни звука, потому что в тот же момент он ударился о землю. Саймон, ошеломлённо зависнув на месте, смотрел, как Хищник падает рядом и разбивается на бесконечное множество осколков.
