Адриана почувствовала, как в ней против воли поднимается раздражение.
– Мы обменялись невинными любезностями, только и всего, – мы ведь сидели рядом.
– Я сам посадил вас вместе, чтобы посмотреть, что между вами произойдет. Поэтому будьте откровенны со мной. Так о чем шел у вас разговор? Что она вам сказала?
Адриана нахмурилась.
– Вы подозреваете герцогиню?
Лицо Торси потемнело.
– На герцога и герцогиню Орлеанских уже падало подозрение, когда умер первый дофин, а за ним герцог и герцогиня Бургундские.
– Король никогда не считал их виновными в этих смертях, не верил слухам и домыслам.
– О, я вижу, вы решили стать защитницей герцогини Орлеанской?
– Ни в коей мере, – ответила Адриана, но, к своему удивлению, почувствовала, что ей действительно хочется защитить герцогиню. – Если герцогиня участвовала в заговоре и причастна к покушению на короля, я молю Бога, чтобы он был милостив к ней, я ей помочь ничем не могу. А сейчас я лишь излагаю известные мне факты. Король никогда не верил, что герцог и герцогиня Орлеанские причастны к тому убийству. Скажу больше: король не верил, что это вообще было убийство. Виновницей их смерти он считал неизвестную и странную болезнь.
– Откуда вам это известно, моя дорогая? Вам же было всего девять лет?
– У меня хорошая память, сударь. Герцогиня Бургундская часто бывала в Сен-Сире. А несколькими годами позже, когда я уже стала секретарем мадам де Ментенон, эти сплетни все еще были на слуху. Но если ни король, ни королева им не верили, то почему я должна верить?
Торси тяжело вздохнул. Адриана заметила, что он сжал кулаки так, что у него побелели костяшки пальцев.
– Откровенно говоря, я сам никогда не верил этим сплетням. Я считал, что все три дофина и герцогиня умерли, повинуясь злому року. Возможно, от кори или скарлатины. Но сейчас я должен принять во внимание даже самые невероятные версии и предположения. И даже вас, мадемуазель, представить в роли убийцы.
– Я не имею никакого отношения к убийству, – твердо отрезала Адриана. – Мне неизвестно ничего, кроме того, что я видела своими собственными глазами.
– В таком случае расскажите мне, что вы видели.
Адриана подробно рассказала все, что могла вспомнить, включая разговор с герцогиней Орлеанской. Она умолчала лишь об одном: о записке и ее содержании.
Торси, выслушав ее, кивнул головой.
– Ничего нового из вашего рассказа я не узнал, но все же выражаю вам свою благодарность за предоставленные сведения. – С этими словами он поклонился и развернулся, чтобы уйти.
– Подождите, сударь, – остановила его Адриана, – подарите мне еще секунду вашего драгоценного времени.
Торси устало вздохнул.
– С превеликим удовольствием, сударыня.
– Я слышала, что по приказу короля Академия переехала сюда, в Версаль.
– Совершенно верно, и я одобрил это решение короля, – ответил Торси. – Таким образом, весь ход научной мысли оказался под моим пристальным надзором.
– Я бы хотела вернуться к своей работе с господином де Дюйе, – сказала Адриана.
– В данный момент это совершенно невозможно.
– Смею заметить, что король проявляет к работе большой интерес, – настаивала Адриана. – И я бы хотела завершить возложенную на меня часть работы.
Торси пристально посмотрел на нее.
– Если бы вы только знали, о чем просите…
– Вы подозреваете в покушении кого-то из философов? – не дала договорить ему Адриана.
Мгновение Торси продолжал стоять с полуоткрытым ртом.
– С чего вы взяли? – спросил он с неподдельным любопытством.
– Во-первых, вы подозреваете герцога и герцогиню Орлеанских – единственных при дворе, кто что-то понимает в науке. Во-вторых, для любого человека, который хоть чуточку умнее осла, – ах, простите, сударь, понятно, как было совершено убийство.
Лицо Торси застыло, как восковая маска, и вдруг он рассмеялся.
– Какая вы удивительная женщина! – заметил он весело. – Я придерживаюсь мнения, что удивительных женщин нужно держать либо в монастырях, либо закованными в цепи. Дорогая моя, прошу вас, расскажите мне, ослу, как убили дофина.
– У меня есть всего лишь догадка, но я знаю, как найти доказательства.
– Прошу вас, продолжайте.
– Могу ли я отослать Элен и Шарлотту? И можно ли поплотнее закрыть дверь?
Торси не возражал, он сам нетерпеливым жестом приказал девочкам удалиться.
– Ну, я слушаю вас, – обратился он к Адриане, когда дверь была плотно закрыта.
– Вся причина в алхимическом фонаре, том самом, что висел над троном короля.
Торси молчал. Она понизила голос и продолжала:
– Фонарь горит в результате происходящей в нем алхимической реакции: поверхность шара ослабляет сродство воздуха, за счет которого свечение и газ связаны.
– Продолжайте, – произнес Торси.
– Воздух состоит из трех атомов газа в виде фермента, одного атома свечения и двух атомов флегмы. Фонарь выделяет атом свечения, таким образом внутри остается безвредное соединение – инертный газ. Но если выделить один атом свечения, связанный с одним атомом газа, то фонарь погаснет. Если же выделить один атом свечения, связанный с двумя атомами газа, или, как я полагаю, связанный с флегмой, тогда, сударь, произойдет воспламенение.
Глаза Торси сощурились и превратились в узкие щелки.
– Вы хотите сказать, что фонарь подвергся каким-то изменениям с той целью, чтобы воздух превратился в огонь?
– Именно, – подтвердила Адриана.
Торси повернулся к ней спиной и медленно пошел к окну, заложив руки за спину.
– Поклянитесь, – произнес он, не оборачиваясь, – поклянитесь именем Бога и памятью отца, что вы ничего не знаете об этом убийстве, а только строите догадки.
– Клянусь Богом и памятью своего отца, что говорю правду.
Как змея бросается на своего противника, так же молниеносно обернулся к ней Торси. Не успела Адриана и глазом моргнуть, как он уже стоял рядом, сверлил ее горящими глазами и обжигал пламенным дыханием.
– Поклянитесь еще раз, – потребовал Торси.
– Зачем? – удивилась Адриана, стараясь говорить как можно спокойнее. – Вы мне не верите?
– Нет, не верю, но хочу поверить. И еще хочу убедиться, что если вы лжете, то наверняка будете гореть за эту ложь в аду, присовокупив к ней все ваши прочие грехи.
– Что ж, хорошо, – ответила Адриана. Она с трудом выдерживала пронзительный взгляд Торси, похожий на смертельный взгляд василиска. Пришлось напрячь все силы. – Я клянусь Богом и памятью своего отца, что не причастна к убийству дофина и ослеплению короля.
