– Я не могу не признать, мадемуазель, что у Людовика есть некоторые недостатки, как, впрочем, у каждого живого человека. Но все же король – мой отец, и он сделал то, на что не отваживался до сих пор ни один другой король: признал брата и меня своими законными детьми.
– Именно это взбудоражило всю Францию и особенно вашего мужа. Всем стало ясно, что со смертью дофина по закону престолонаследия корона Франции достается герцогу Орлеанскому.
– Мой супруг обладает многими достоинствами, – произнесла герцогиня, – но амбициозность не входит в их число. В силу своего характера он не способен на ту хитроумную и подлую интригу, в которой его обвиняют. Но вы требуете от меня не опровержений, вам нужна клятва в невиновности. Так вот, не я была организатором того ужасного несчастья, свидетелями которого мы с вами оказались. Я даже не подозревала, что это покушение готовится. Клянусь перед лицом Бога Отца, и лицом его сына Иисуса, и перед всеми сестрами Афины – ни я, ни мой муж не виновны в этом злодеянии. – Она наклонилась вперед и поставила чашку на стол. Чашка, соприкоснувшись с поверхностью стола, громко звякнула. – Хотя стоило бы мне найти виновника, министр тут же принялся бы утверждать, что герцогиня Орлеанская посвящена в тайну заговора, – закончила герцогиня раздраженно.
– Благодарю вас, герцогиня, за вашу искренность. Тогда я не понимаю, какую же важную тему мы должны здесь обсудить?
– Важная тема на сегодня – это вы, мадемуазель, – ответила за герцогиню мадам де Кастри. – Совсем недавно вы стали довольно важной особой.
– Вы имеете в виду интерес, проявленный ко мне королем?
– И его в том числе, – сказала мадам де Кастри. – Прежде всего позвольте мне уведомить вас, что Тайный орден Афины очень долго работал над тем, чтобы поместить женщину в Академию наук. В результате вы и оказались в Академии. Мы также работали над тем, чтобы наш человек попал в самое ближайшее окружение короля, и – voila
[19]
, король проявляет к вам живейший интерес.
– Вы хотите сказать, что все это результаты работы ордена?
– Во-первых, ваше назначение в Академию – безусловно, да. Вам стоит за это выразить благодарность присутствующей здесь мадам герцогине. Во-вторых, ваша близость к королю – в большей степени счастливая случайность, но мы не должны ее упустить.
– Я… – Адриана запнулась. – Я не думаю, что так близка к королю, как вы полагаете.
– О нет, мадемуазель, – впервые подала голос женщина с лицом фарфоровой куклы, – как раз наоборот, вы даже не представляете, насколько близко вы стоите к королю. – Адриана вздрогнула. Мадемуазель де Креси сидела так тихо, что она почти забыла о ее существовании, несмотря на ее такую яркую внешность. Но сейчас слова де Креси привлекли к ней внимание всех присутствующих женщин.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила Адриана.
– Я хочу сказать, что в скором будущем вы станете супругой его величества, – Креси сообщила потрясающую новость как нечто всем давно известное и само собой разумеющееся. – Вы, Адриана де Морней де Моншеврой, будете новой королевой Франции.
18. Молниеотвод
Крики за спиной делались глуше, по мере того как Бен несся по Тримонт-стрит. С Тримонт-стрит он свернул на Бикон-стрит. Несколько человек, попавшихся навстречу и спешащих в сторону пожара, окинули его недоуменными взглядами.
– Эй, парень, что там горит? – спросил у Бена мужчина, показавшийся ему знакомым. Второго встречного он знал наверняка. Это был капитан полиции Самуэль Горн, он тоже спешил в сторону горящей печатни. У Бена молнией пронеслось в голове: «Надо все рассказать капитану, он поможет. Пусть засадит Брейсуэла в тюрьму, а лучше отправит на виселицу. Оттуда этот негодяй уже не сможет причинить никакого вреда».
Но тут он вспомнил ужасный красный глаз. Ему мерещились застывшие глаза Джеймса, Бен все еще чувствовал, как Брейсуэл цепко держал его в своих лапах там, на пустыре. Нет, нужно немедленно покинуть Бостон, в противном случае ему конец.
– Прочь из Бостона, – громко выкрикнул Бен. Совершенно ясно, Брейсуэл убьет его, если он останется в городе. А что если Брейсуэл будет следовать за ним повсюду? А если не Брейсуэл…
Перед глазами всплыли нацарапанные на листке бумаги каракули: «Я вижу тебя». Это сообщение отправил не Брейсуэл, оно пришло из Франции или бог его знает откуда. Хотя это не могло быть простым совпадением: не успело прийти сообщение, как появился Брейсуэл, чтобы совершить убийство.
Бен еще раз свернул направо. Он пересек Большой пустырь и пустился вверх, огибая подножие Коттон-Хилл. Выбраться незамеченным из Бостона не так-то легко. Город располагался на полуострове и с материком соединялся перешейком, который бостонцы для краткости называли «шеей». Брейсуэлу не требовалось прилагать особых усилий, чтобы выследить Бена, нужно просто ждать у перешейка.
Из бурлящего вихря мыслей и эмоций Бен сосредоточенно пытался составить какой-нибудь план, придумать что-то такое, что спасет его, вернет к жизни Джеймса и все исправит к лучшему. И его осенило – лодка господина Даре. Он плавал на ней несколько дней назад. Именно лодка вызволит его из Бостона, ну по крайней мере даст время все спокойно и хорошенько обдумать. А ноги сами несли его в неожиданно выбранном направлении: вокруг холма – к мысу Бартон.
Не успел Бен обогнуть холм, как его облаяли собаки француза, они набросились точно так же, как в то злополучное утро, когда он впервые столкнулся с Брейсуэлом на Большом пустыре. Собаки даже не лаяли, а остервенело завывали. Откуда-то сверху, из черных зарослей деревьев, доносились выворачивающие душу жалобные вопли козодоя. Поглощая последние остатки дневного света, свинцово-серые тучи затягивали небо, призывая кромешную тьму безлунной ночи, но, что хуже всего, обостренный слух Бена уловил звук копыт – еще очень далекий, но неумолимо приближающийся.
Бен продолжал бежать так быстро, как ему позволяли иссякающие силы. Одной рукой он придерживал полы пальто Джеймса, а в другой держал свой фонарь. От страха Бену казалось, что Брейсуэл настигнет его раньше, чем он успеет добежать до маленького спасительного причала господина Даре. А может, лучше через низину Роксбери, там на лошади наверняка не проехать. В темноте среди болот, возможно, удастся спрятаться, если, конечно, Бен не утонет, что тоже вполне вероятно.
А что если добраться до утеса Уэст-Хилл? Бен немного изменил направление маршрута. Сворачивать с городских улиц в безлюдные дикие окрестности показалось Бену крайней глупостью. Но возвращаться было уже поздно.
Оставалось лишь надеяться, что он знает окрестности Бостона лучше Брейсуэла.
Собаки за спиной залаяли еще громче, когда он, задыхаясь, побежал по отлогому хребту, тянувшемуся между Коттон-Хилл и Бикон-Хилл. На вершине хребта ветер, гулявший по безбрежным морским просторам, обрушился на Бена с дикой яростью. «Беги, – казалось, взывал ветер, – беги».
