— В общем, потом Дан предложил поехать к нему, и я согласилась, — скромно заключаю я.
— Ну и как всё было? Расскажи! Он производит впечатление мужчины, который знает, что делает.
— Всё было… — Снова опускаю глаза, потому что удерживать взгляд Василины и одновременно признаваться в самом сокровенном очень сложно. — Было очень классно. Красиво и романтично.
— О-о-ой… — Она прикладывает ладони к груди и корчит умильную гримасу. — У меня даже сердце дребезжит, веришь? Радуюсь, как будто за себя. Но подробностей от тебя, я так понимаю, не дождёшься?
Не пытаясь погасить смущённую улыбку, качаю головой. Нет ни единой возможности, что я когда-нибудь поделюсь деталями этой ночи хоть с одной живой душой. Даже если душа Васина.
— Ла-адно, — примирительно говорит она спустя паузу. — А утром что?
Я переключаю внимание на пальцы и начинаю нервно ими хрустеть — дурацкая привычка с детства. Это именно то, в чём мне нужна её помощь. Оценить моё поведение по десятибалльной шкале идиотизма и вынести честный вердикт.
— Утром я встала раньше него и умылась. А когда вышла, Дан предложил вместе позавтракать. Я отказалась.
— Почему? — спрашивает Василина, вытаращив глаза.
— Не зна-аю-ю, — измученно стону я. — Вечером всё было хорошо, мы легли вместе спать, и Дан меня обнимал, а утром… Будто что-то изменилось, понимаешь? Я не знала, как себя вести и куда смотреть… И мысль о том, чтобы сесть завтракать с ним при дневном свете вызывала панику.
— Почему? —переспрашивает она.
Сейчас тот редкий случай, когда я чувствую раздражение. Почему? Неужели непременно нужно это объяснять? Разве так непонятно?
— Потому что я была без косметики… — выдавливаю я. — И потому что понятия не имела, о чём говорить.
Теперь Василина смотрит на меня с недоумением.
— Без косметики? И что? Я постоянно хожу перед Исхаковым без косметики.
Я не знаю, куда смотреть, потому что к глазам вдруг неожиданно подкатили слезы. Клокочет в груди. Зачем она сравнивает нас? Василина и спросонья выглядит как модель на фотосессии. И она ведь видит, какой Дан. Он привык совсем к другим девушкам, не таким как я.
— Карим тебя любит, и ты красавица, — бормочу, неловко ёрзая на стуле. — У нас всё не так.
Хочется встать и уйти. Я думала, Василина поймёт, но она не понимает.
— Тань. — Вася понижает голос и, протянув руку через весь стол, трогает меня за ладонь. В любой другой момент я бы улыбнулась и сжала её, а сейчас просто безучастно смотрю. — Ты чего, а? Такой мужчина сам тебя выбрал… Не испугался твоей девственности, не выставил за дверь, как многие козлы делают, а утром предложил вместе позавтракать. Это же сказка, ну? Для чего ты думаешь о какой-то ерунде?
— Это не ерунда, — тихо говорю я. — Я бы не выдержала сидеть напротив него и гадать, что он думает о моём утреннем лице. И, если бы после этого он больше никогда мне не позвонил, до конца жизни мучилась бы.
— Блин, я не понимаю, правда. Да отличное у тебя лицо. Симпатичное! Дана ведь никто за язык не тянул. Не хотел бы с тобой завтракать — вежливо предложил бы вызвать такси.
Хочется плакать. Кажется, Василина совершенно меня не слышит. Мы с ней разные. Она красивая и уверенная в себе, а я… В общем, другая. И наверное, мне было бы проще, если бы это был не Дан, а кто-то другой. Менее красивый, образованный и успешный… Тогда не приходилось бы так усиленно думать, что его планка настолько высока. Господи, как-то неожиданно всё навалилось…
— Наверное, пойду полежу, — говорю я, отодвигая от себя нетронутую чашку с чаем. — Надо поспать.
— Тань… — тихо окликает Василина в дверях. — Ты достойна того, чтобы любить тебя такой, какая ты есть.
Я киваю. Просто так, из вежливости. Эти слова почему-то не способны проникнуть под кожу и оживить внутренности своим теплом. Для меня они —пустой звук, обычная высокопарная фраза. Я проматываю её в голове, пока иду по коридору к своей спальне и когда, поджав под себя ноги, прямо в одежде ложусь на кровать. Ничего. Совсем. У меня не получается в неё поверить.
18
Просыпаюсь я даже раньше будильника, несмотря на то что уснула непривычно поздно — за полночь. Вечер, проведённый дома, стал для меня сладостным и мучительным одновременно. Сладостным — из-за воспоминаний о каждой секунде прошедшей ночи, и мучительным — от тотального осознания, что утром я повела себя как полная дура.
За несколько часов без сна я успела проанализировать каждый свой жест, каждую сказанную фразу и обдумать, что могла бы поменять. Всё. Поменять нужно было всё. Не прятать глаза, когда Дан задавал вопросы, разрешить ему помочь с молнией на платье и точно не отказываться от совместного завтрака. Что он подумал обо мне? Что я та, кто за минусом пары бокалов превращается в странное бормочущее существо, не способное к нормальному диалогу?
Вася ещё спит, поэтому я перемещаюсь по кухне беззвучно: делаю себе кофе и готовлю кашу. Кстати, каши у меня отлично получаются, особенно овсяная. Я покупаю настоящий геркулес, который варю на молоке, и добавляю к нему орехи, сливочное масло, мёд и цукаты. Могла бы приготовить такую для Дана, если бы не повела себя как запаниковавшая идиотка и не сбежала из его квартиры, едва открыла глаза. Ладно… Что уж теперь.
— Давай помогу, — слышится за моей спиной, когда я, стоя перед зеркалом, не слишком успешно пытаюсь подправить форму бровей.
Благодарно улыбаюсь отражению заспанной Василины и с облегчением вручаю ей косметичку. Может быть, стоит поискать какие-нибудь экспресс-курсы по макияжу? Она всё чаще ночует у Карима, и, кажется, скоро приводить в порядок моё лицо будет некому.
— Реснички подкрасим? — ласково интересуется она, заглядывая мне в глаза.
Видимо, вчера я вела себя не совсем адекватно, если уж Василина со мной осторожничает. В любой другой раз она не спрашивала бы — просто сделала. Это же Вася.
Я киваю, и пока она, приоткрыв рот, старательно прочёсывает мои ресницы кисточкой, решаю извиниться.
— Прости за вчерашнее, ладно? Не знаю, что на меня нашло. Усталость, наверное, навалилась.
— Нашла, за что просить прощения, — незамедлительно фыркает Вася. — Захотела ты побыть одна — и что? Нормальное желание. Я понимаю.
— Спасибо за всё, что ты делаешь для меня.
— Господи, да ты камень до слёз своей милотой доведёшь! — Василина всплёскивает руками и, отложив раскрученный тюбик с тушью, крепко обнимает мою шею.
Задохнувшись от возникшего кома в горле, я обнимаю её в ответ и зажмуриваюсь. Как она узнала? Это именно то, чего так не хватало. Чтобы меня обняли. Я так радовалась, что очутилась в новом мире, о котором раньше могла только мечтать, но совершенно забыла, что в нём могут быть свои законы и правила. А я их совершенно не знаю и сейчас чувствую себя абсолютно потерянной. Так хочется ощутить поддержку.
