— Спасибо большое, но не стоило, — смущённо говорю я, когда девушка исчезает вместе с деньгами. — Я планировала заплатить до того, как ты появишься.
— Сколько неловкости и объяснений из-за чашки кофе, — усмехается Дан и кивком указывает на выход. — Идём? А то машина заведена, а бензин сейчас дорогой.
Смутившись, я торопливо подхватываю сумку и, лишь когда встречаюсь с ним взглядом, понимаю, что Дан откровенно веселится.
— Извини, вечером плохо воспринимаю шутки. Но поторопиться действительно стоит, хотя бы для того, чтобы сократить время выброса выхлопных газов в атмосферу.
— Узнаю Таню, — посмеивается он, непринуждённо касаясь ладонью моей поясницы. — Голодная? Я бы поел.
— А я так поняла, что ты из дома едешь, — выпаливаю первое, пришедшее в голову, и только потом осознаю, что сморозила очередную глупость.
То, что в моём холодильнике всегда есть что-то съедобное, не накладывает на Дана обязательство готовить.
— Так и есть, — подтверждает он мою мысль. — Поэтому я и говорю, что голоден.
Очутившись в машине, за рулём которой сидит уже знакомый мне водитель, чувствую себя немного свободнее. Это полумрак меня раскрепощает. Не нужно беспокоиться, что Дан замечает мои то и дело вспыхивающие щёки, и ещё при желании можно симулировать увлечённость дорогой.
— Мне нравится, как пахнет в салоне, — признаюсь я, одёргиваю юбку. — Кедровыми орехами.
— Саша, здесь есть кедровые орехи? — моментально интересуется Дан, на что водитель качает головой.
Дан разворачивается ко мне и свободно закидывает руку на подголовник дивана, так что откинься я немного назад — коснусь его ладони затылком.
— Так что ты делаешь на другом конце города в такое время?
— Была у мамы в гостях.
— Тогда почему я забирал тебя из кафе?
Смутившись, я опускаю глаза.
— Хороший вопрос.
— Как насчёт паназиатской кухни? — спрашивает Дан через паузу. — Или предпочитаешь что-то более традиционное?
Нет, всё-таки дело не только в его воспитании. У Дана есть природный такт и эмпатия, которым порой научить невозможно.
— Меня с натяжкой можно назвать гурманом. Я даже не сразу поняла, что означает «паназиатская кухня». Вьетнамская?
— Корейская, японская, вьетнамская, индийская, китайская, — перечисляет Дан, глядя на меня с улыбкой. — Тогда точно едем туда. Тебе понравится.
Удивительная штука жизнь. Совсем недавно мне было так плохо — хоть плачь, а сейчас хорошо до замирания сердца. Я бы могла ехать в его машине часами в абсолютной тишине, если бы Дан продолжал сидеть рядом и смотреть на меня.
************
— Можешь заказать сам? — Я робко отодвигаю от себя меню с незнакомыми названиями и виновато смотрю на Дана, а затем на официанта, извиняясь за необходимость ждать. — Что-нибудь не слишком экзотическое и не слишком острое.
— Я люблю пряную утку и салат с зелёным омлетом.
— Звучит хорошо, — соглашаюсь я, оценив безопасность названий.
Дан делает заказ, и уже через минуту официант опускает перед нами стаканы с манговым фрешем. Я внутренне напрягаюсь, боясь, что может повиснуть пауза, но, к счастью, у Дана, в отличие от меня, совсем нет проблем с коммуникацией.
— Как поживает твоя подруга?
— Василина? Хорошо. Полностью поглощена своими отношениями. Думаю, скоро они с Каримом поженятся.
— Что будешь делать с квартирой? Я так понимаю, вы делили арендную плату.
Я пожимаю плечами.
— Пока не думала. Вернее, думала, конечно, но так ничего и не решила. Я не слишком легко схожусь с людьми, и мысль о том, чтобы разделить жильё с незнакомым человеком, немного пугает.
— В нашу первую встречу ты продемонстрировала чудеса лёгкого общения, — иронично улыбается Дан, глядя на меня поверх стакана.
— Ты, наверное, имеешь в виду нашу вторую встречу, — замечаю я, покраснев от воспоминаний. — Первый раз мы виделись в офисе.
— Да точно. Второй раз был более запоминающимся, поэтому именно он отложился.
Хотя я и давала себе слово не отводить глаза, сейчас не выдерживаю и начинаю изучать салфетку. Ну вот как Дану удаётся смотреть прямо и спокойно говорить о том, что тогда происходило? Почему волнуюсь только я?
— Ты часто смущаешься. Это связано со мной, или я зря рассчитываю на эксклюзив?
Я краснею ещё гуще и, издав тихий смешок, поднимаю глаза. После такого разоблачения смутиться сильнее уже невозможно.
— В твоём обществе это происходит, пожалуй, чаще, чем с другими.
На лице Дана незамедлительно вспыхивает улыбка, от которой в груди ёкает.
— Интересно почему?
— Потому что ты другой. Прямолинейный и, кажется, будто можешь говорить честно обо всём на свете. Я так не умею. Всё время боюсь кого-то обидеть или показаться бестактной.
— Так я, по-твоему, бестактный?
— Ты нет, — торопливо заверяю я. — Совсем нет. Наоборот, несмотря на внешнюю расслабленность, ты один из самых тактичных людей, которых я знаю.
— Ошибаешься, Татьяна Викторовна. Моя тактичность как дресс-код. Выбираю по ощущению.
Помолчав, делаю ещё одно признание. Просто с Даном мне легко и представляется, что в этот момент онединственный, кто способен меня понять.
— Я очень завидую твоей свободе. Как думаешь, этому можно научиться?
— Думаю, вполне. Но мне было проще, чем остальным. Меня растили в убеждении, что я особенный и неповторимый.
— Так вот в чём твой секрет, — улыбаюсь я.
— Конечно. В мире не существует силы, способной убедить меня в обратном. Хотя многие пытались. Особенно старались школьные учителя, которые говорили, что с такими оценками и таким поведением я ничего в жизни не добьюсь.
— Зато теперь они точно знают, что ошибались.
Широко улыбнувшись, Дан салютует мне бокалом с соком.
— Именно так. Не стоит доверять пессимистам, живущим по навязанному шаблону.
**************
— Значит, ты был любимчиком в семье?
Я неспешно переставляю ноги по брусчатой мостовой, копируя шаг своего спутника. После ужина, с подачи Дана мы вышли прогуляться по главной столичной улице.
— Почему это?
— Потому что упоминал, что у тебя есть сестра, но единственным и неповторимым назвал лишь себя.
— Откуда такие стереотипы, Татьяна Викторовна? — усмехается Дан, глядя на меня с шутливым укором. — Уверен, что и моя сестра считает себя единственной и неповторимой в своём роде. Между нами не было конкуренции. Любви родителей хватало на нас двоих.
