Прошли времена, когда Цветаева тщетно искала комнату и в отчаянии писала Сталину и Павленко. Уже в июле 1941-го в Москве задешево сдавалось множество комнат – выбирай по душе. Одни жильцы ушли на фронт, другие уехали подальше от фронта. После нескольких волн эвакуации город опустел. Из четырех миллионов в Москве осталось не больше двух. В 1943-м тысячи людей уже возвращались в столицу, но свободного жилья было достаточно. Хлеб на рынке был дорог, а жилье дешево.
Так что квартиру для Мура вполне мог снять, скажем, Муля Гуревич. И он в самом деле собирался помочь мальчику с жильем. В хлопотах ему помогала и Елизавета Яковлевна Эфрон. Оба рассчитывали заручиться здесь помощью Алексея Толстого.
ИЗ ПИСЬМА САМУИЛА ГУРЕВИЧА АРИАДНЕ ЭФРОН, 12 июня 1943 года: Во вторник, 15-го, [Елизавета Яковлевна] сообщит мне об итоге своего визита (предстоящего) к Толстым по поводу квартирного устройства Мурзила. У меня на этот счет также есть кое-какие планы, которые постараюсь осуществить.12281229
О результатах этого визита неизвестно. По крайней мере, сразу найти жилье для Мура не удалось. Но вполне вероятно, что проблему сумели решить в ноябре или декабре 1943-го.
Еще одна версия – новая работа Мура. В Радиокомитете Мур продержался совсем недолго, но всё же у него должны были появиться какие-то деньги. Быть может, их хватило, чтобы снять небольшую комнату в коммуналке?
Если бы я писал не документальный, а бульварный роман, то предпочел бы другую версию. Мур всегда мечтал о связи с умной, красивой, опытной и обеспеченной женщиной. На эту роль идеально подходила Людмила Толстая. В 1942-м в Ташкенте Мур часто бывал у Толстых. Хозяйка дома ему явно нравилась. “Законченный тип светской женщины представляет Людмила Ильинична: элегантна, энергична, надушена, автомобиль, прекрасный французский язык, изучает английский, листает альбомы Сезанна и умеет удивительно увлекательно говорить о страшно пустых вещах”, – писал Мур сестре.1230 Людмила Толстая, как мы помним, заботилась о Муре, помогала и вообще была к нему расположена. Алексей Николаевич уже немолод, весь 1944 год он будет тяжело болеть, а Людмиле тридцать шесть – тридцать семь лет. Для дамы, не знавшей лишений и физического труда, это был расцвет женственности и красоты. А Мур – красивый мальчик, в которого влюблялись и молоденькие девушки. Наверное, он мог быть интересен Людмиле Ильиничне. Другая богатая дама на ее месте сняла бы мальчику квартиру неподалеку. Кстати, от дома Толстых на Спиридоновке до Большого Козихинского всего пятнадцать минут пешком. Впрочем, у Толстой была своя машина.
Наводит на мысли и загадочный разрыв Мура с Толстыми. Два года он дружил с ними, Алексей Николаевич помог Муру поступить в институт, даже подарил ему папку из-под рукописи “Хождения по мукам”. Имя Толстых часто мелькало в дневнике и письмах Мура. Но уже в его фронтовых письмах Толстые не упоминаются. Это странно, и вот почему. Мур добивался освобождения от службы в армии и просил родных (тетю), друзей (Мулю) и даже недавних знакомых (архитектор Буров) помочь ему. А вот Толстых он не упоминает вовсе. Хотя если кто-то из его окружения и был столь влиятелен, чтобы в разгар войны освободить призывника от фронта, так это именно Алексей Толстой. Что тут можно нафантазировать! Адюльтер, подозрения мужа, разрыв, тщательно замаскированный скандал… Но ничего этого, по всей видимости, не было. Письма Людмилы Ильиничны к Муру подчеркнуто вежливые, уважительные, даже теплые. Но ни разу она не переходит грани. Никаких фамильярностей, никаких намеков. Она и обращается к нему по имени-отчеству: “Георгий Сергеевич”. И он называет ее “Людмилой Ильиничной”.
Отношения Мура с ней лишены сексуальной подоплеки. Более того, он весьма прагматичен в своих рассуждениях: “Людмила Ильинична должна мне помочь”; “Жена А.Н.Толстого – премилый человек”, “она во многом помогла мне в Ташкенте”.1231
Приятная собеседница и в лучшем случае покровитель (в пределах разумного), но не более.
И еще одна тайна
Последняя версия – Мур мог переехать к своей девушке, если у него, конечно, была девушка. В сущности, об отношениях Мура с женщинами в эти его последние и очень “темные” московские месяцы почти ничего не известно. Впрочем, нет. Определенно известно, что девушка у Мура была. И позже она будет писать Георгию на фронт и ждать его возвращения. И он будет ей отвечать. Но как звали эту девушку? И жила ли она тогда в Москве?
Нора Лапидус ничего не рассказала об этом, и мы не знаем, зашел ли их с Муром роман так далеко, что они могли, скажем, снять вместе комнату.
С Валей Предатько Мур простился еще в октябре 1941-го. В феврале 1942-го он отправил ей маленькое, небрежно написанное письмо. Валя в ответном письме высказала ему всё, что думала: “Неправда ли, очень мило? Человек перед отъездом звонит, говорит, что будет писать. <…> «Вы уж не сомневайтесь во мне». <…> И так ты уехал. А обещание писать осталось лишь обещанием”.1232 Но к концу письма Валя уже просит Мура писать ей, просит настойчиво. И обязательно прислать ей фотографию. Валя называла Мура “другом” и подписалась: “Твой друг Валя”. Хотя из письма ясно, что это не обычная дружба.
Прислал ей Мур фотографию или нет, но переписку с Валей он продолжал еще очень долго – год, а может быть, и больше. Письма эти или не сохранились, или до сих пор не найдены. Только отзвуки некоторых писем иногда заметны в дневнике или в письмах Мура к другим людям. 25 мая 1942 года в письме тете Лиле он называет Валю “моей московской экс-Дульцинеей, премилой девушкой”. Премилой, но все-таки с приставкой “экс”…
Осенью 1942-го Валю мобилизовали на трудовой фронт. Вернулась она в Москву только в начале 1943-го и 19 января отправила Муру телеграмму, пообещав выслать денег. “Очень хорошо, – заметил Мур, – а то я уже махнул рукой и думал, что Валя отвернулась от меня после «разоблачительного» письма”.1233 Что за разоблачительное письмо и что за размолвка произошла между ними? Но явно не разрыв: Валя прислала Муру 500 рублей. Сумма немаленькая для девушки, только что вернувшейся после мобилизации.
Чувства Вали, кажется, не остыли и зимой 1943-го.
ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, 29 января 1943 года:
Сегодня получил открытку от Лили от 16/I; пишет, что звонила ей Валя, вернувшаяся из мобилизации на трудфронте; она пробыла там 4 месяца (долго, чорт возьми!); беспокоилась обо мне; к Лиле, по словам последней, однако, не зашла.
Значит, Валя не только беспокоилась о Муре, но и знала адрес его тети, иногда бывала у нее. А Мура занимает в это время вот что: “Деньги должны быть от 3-х источников, не считая Мули: Лиля, Валя, Аля. Надо купить плитку, учебники, нужны деньги на обеды в Союзе (достал-таки 2-ю карточку), на хлеб, надо что-то выплатить хозяйке, надо купить кофе, надо выплатить долги, уплатить за квартиру…”1234
Ни малейших любовных переживаний. Он признавался, что прежде, в Москве, 95 % его времени было занято мыслями о женщинах. А теперь для голодного человека жирный и вкусный узбекский плов, наваристый русский суп или простые макароны куда соблазнительнее самой роскошной женщины.
