Индийские политики видели, какой ошеломляющий эффект смелое заявление вице-короля произвело в метрополии. Лорд Рединг, чье мнение для многих в Индии имело большое значение, в Палате лордов камня на камне не оставил от слова Ирвина. Бывший министр Биркенхед вторил ему и выпускал разгромные статьи в прессе. Очнувшийся от гипноза вице-короля Болдуин, отчасти и для восстановления собственной партийной репутации, также пошел на попятный. В начале ноября он пригласил Остина Чемберлена и других бунтарей для переговоров по этому вопросу.
Такая позиция вывела из себя Ирвина: «Мне в самом деле просто хочется плакать, когда я вижу, что Стенли Болдуин должен слушать рассуждения Остина, чей контакт с Индией давно потерян и который мыслит всегда как бревно»
227. Остин Чемберлен сетовал на дружеские отношения С. Б. и вице-короля: «Я не могу думать, что как только Ирвин приехал, началось использование такого опасного термина (статус доминиона. – М. Д.), и я сожалею, что Болдуин должен находиться под таким влиянием своей дружбы и восхищения Ирвином, чтобы дать ему даже предварительное и условное согласие»
228.
В обеих палатах британского Парламента не утихали дебаты по индийскому вопросу. После всех внутрипартийных осложнений Болдуин заявил, что его тори не имеют никакого отношения к этому заявлению. Ото всех нападок в Палате общин защищался министр по делам Индии Бенн, и, хотя он делал это довольно убедительно, индийские политики чувствовали, что все благородные слова Ирвина в один момент могут быть просто нивелированы британским правительством. Граф Галифакс записывал в мемуарах: «Декларация от 31 октября появилась, чтобы заверить и индуиста, и мусульманина в либеральных взглядах вице-короля, влияние которого в последнее время было распространено, но, видимо, не было очевидно всем. Но был также и фон позади этого заявления: многие самые известные имена британской политической сферы говорили об Индии с признанной властью и действовали как один, чтобы подвергнуть критике и осудить то, что только что заявил вице-король»
229.
Сам Ирвин был убежден в том, что поступил верно, о чем писал отцу 3 декабря 1929 г.: «Я не думаю, что что-либо из сказанного в Англии может принудить меня изменить точку зрения на то, что сделать такое заявление было правильным. <…> Экстремисты находятся в значительно затрудненном положении, и хотя я, как сказал тебе прежде, не буду удивлен, если многие из них не прекратят сопротивления, но они, вероятно, утратят бóльшую часть поддержки и вынуждены будут бороться на плохом тактическом поле. В целом я удовлетворен путем, по которому пошли события»
230.
Пока перед Парламентом отчитывался Бенн, Ирвин из-за всего поднявшегося скандала («Я никогда не был в состоянии понять того сильного политического взрыва в Парламенте, который немедленно последовал») отчитывался перед королем Георгом V: «Правда, сэр, заключается в том, что есть действительно большое различие мысли между индийским и английским понимаем этой очень обсуждаемой фразы “Статус доминиона”. <…> Для них фраза “Статус доминиона” намного больше соответствует положению, признания которого они хотят, чем достигнутое конституционное государство, как это звучит для английского понимания»
231.
Помимо собственного монарха, Ирвину приходилось уговаривать Ганди на принятие участия в будущей конференции круглого стола. Вице-король понимал, что без этого индийского лидера такая конференция невозможна, но понимал он также, что тот, скорее всего, будет выдвигать свои особые требования и капризничать. Самым подходящим условием для Ганди была бы телеграмма МакДональда, в которой бы тот приказал вице-королю немедленно объявить Индию свободной страной. Естественно, такой сценарий был нереалистичен, поэтому Ирвин готовился к предварительным переговорам с Ганди без какого-либо энтузиазма, о чем информировал министра Бенна: «Хотя я, как Вы знаете, и пацифист по своей природе, но я не расположен тратить всего себя на встречи с людьми, которые, кажется, ведут себя чрезвычайно глупо»
232.
Встреча с Ганди, а также другими представителями индийской политической элиты – старшим Неру, Сапрой, Джинной и Пателем должна была состояться 23 декабря, и эта дата на тридцать лет ранее могла бы стать днем смерти лорда Ирвина. Никакие вице-королевские убеждения о том, что статус доминиона будет все-таки гарантирован Индии, не повлияли на террористов, которые решили взорвать вице-королевский поезд, прибывающий в Дели. Они заложили два самодельных взрывных устройства под рельсы, но из-за сильного тумана не рассчитали, когда их точно следует привести в исполнение, поэтому очередная террористическая атака на вице-короля окончилась неудачей. Ирвин писал отцу об этом инциденте: «Я не могу притвориться, что сам лично был в этот момент значительно взволнован. Я услышал шум и подумал: “это, должно быть, бомба”, я стал прислушиваться, что там вообще происходит. Тогда я почуял дым, который стал проникать в поезд… но поскольку ничего не происходило, я продолжил читать Челлонера, пока кто-то не пришел и не сказал мне, что это был взрыв. Тогда я пошел, чтобы посмотреть повреждения. <…> Действительно удивительно, что существуют люди, которые искренне думают о том, что подобные вещи могут принести пользу в продвижении их политики. Я ожидаю, что результатом будет скорейшее укрепление общего мнения и в Англии, и в Индии, которое усилит мое собственное положение»
233.
Несмотря на то, что сам Ирвин встретил очередное покушение на собственную жизнь с великим спокойствием, он предполагал, что подобные новости встряхнут индийское общество: «У меня была небольшая надежда, что инцидент с бомбой тем утром, возможно, сделает их более послушными, но эта надежда не была оправдана, и очень скоро стало очевидно, что ситуация ухудшилась под воздействием недружелюбных дебатов в Парламенте»
234. В первую очередь на Ганди, известного своим миролюбием, весть о том, что вице-короля чуть было не взорвали его же миролюбивые индусы, не произвела никакого впечатления. Он заявил, что будущее Индии должна решать сама Индия, а не британский Парламент, а также добавил, что если статус доминиона будет конечной целью конференции круглого стола, то тогда он примет в ней участие.
Вторил ему и старший Неру, индийские политики сомневались в искренности британских заявлений, чем привели в бешенство Ирвина, и так уже пошедшего на беспрецедентные уговоры. Он писал министру Бенну: «Они действительно были невозможны. <…> Я не могу сдержать чувства, что их главная идея в том, что внутренние индийские различия слишком укоренились в обществе, они не могут быть забыты или преодолены на какой бы то ни было конференции. Поэтому их участие в конференции круглого стола просто раскололо бы их силы до неспособного к реконструкции состояния. Из-за этого им подумалось куда лучшим изобрести причину, почему они не принимают участия в конференции. Таким образом, они сохраняют свое положение и могут сказать, что лишь нежелание Великобритании удовлетворить все их требования сразу снова ответственно за все трудности правительства и жизни Индии»
235.
