Хотя эта встреча не была первым свиданием барона Ирвина и Махатмы Ганди, она была самой значимой. Позади были месяцы мучительной борьбы, и теперь проходили настоящие мирные переговоры. К тому же Ганди в его набедренной повязке еще ни разу не принимали во дворце. Сам Ирвин так писал королю о той встрече: «Я должен признаться Вашему Величеству, что был также значительно заинтересован наличием возможности разговора с этим странным маленьким человечком. Я встречал его, конечно, и прежде два или три раза, но никогда при таких обстоятельствах, которые позволяли разговору быть совершенно свободным. Я думаю, что большинство людей, встречавших его, понимали, как понял и я, очень сильную индивидуальность, независимую от физического вида, который действительно неблагоприятен. Маленький, высохший, скорее изнуренный, без передних зубов, это – индивидуальность, очень плохо украшенная такой мирской отделкой. И всё же Вы не можете не чувствовать силу характера в острых небольших глазах и очень активный ум»
264.
Со стороны для наблюдателей (а посмотреть на них высыпали все семьсот слуг, наличие которых Ганди не одобрил) это действительно была эпохальная картина: двухметровый вице-король в белом костюме и маленький полуголый человечек без зубов в ветхом пенсне и босой. Ганди ел в углу на полу, демонстрируя свою независимость от британских условностей, Ирвин наблюдал за ним, как наблюдают за интересными животными в зоопарке.
В общей сложности вице-король и лидер индийского неповиновения встречались восемь раз. Ирвин отнюдь не нянчился со своим собеседником. На второй же день он вызвал к себе для помощи в проведении переговоров министра внутренних дел Индии Эмерсона, непосредственно ответственного за все жестокие репрессии, которые так удручали Ганди. Несколько дней они спорили именно по этому вопросу. Ганди настаивал на расследовании злоупотреблений полиции. Ирвин отказывался от этого, мотивируя свою позицию тем, что сегодня, спустя столько времени, уже ничего не удастся установить точно. Ганди продолжал говорить о страданиях его бедного народа, пока наконец вице-король не сказал ему открыто о своих подозрениях: «У меня не было гарантии, что он не мог бы начать кампанию гражданского неповиновения снова, и если он сделает это, я хотел бы, чтобы полиция была в хорошем настроении, а не в подавленном»
265.
Ганди пришлось опустить много своих требований. Ирвин объяснял, что любое принятое ими решение должно основываться на предположении Всеиндийской Федерации. Они обсуждали соляные законы и налогообложение, обсудили и возможность освобождения политических заключенных. Проблема, на преодоление которой Ирвин, как он описал это министру Бенну, приложил «сверхчеловеческие усилия, чтобы продвинуть г-на Ганди вперед». Вопрос о заключенных был самым болезненным. Единственное, чего удалось добиться от Ирвина, это обещания выпустить тех, кто был осужден за ненасильственные действия.
Ганди продолжал продавливать тему расследования злоупотреблений полиции. С целью убедить в необходимости подобного шага вице-короля он подослал к нему Сапру и Састри с теми же требованиями. В разговоре с ними Ирвин, кажется, окончательно утратил терпение: «Я скоро вышел из себя и сказал, что они должны были выбрать, на какой они стороне. Я добавил, что, если по вопросу незначительной важности они ставят себя против тех, кто выполняет конструктивную работу, и теперь становятся в один ряд с теми, кто в течение двенадцати месяцев пытался разрушить все конструктивные усилия, я откровенно мало буду интересоваться их мнением»
266. Остро обсуждался вопрос и о «мирном пикетировании», на котором настаивал Ганди. Ему необходима была возможность бойкотирования британских товаров как козырь в рукаве, Ирвин заявил, что никаких «мирных пикетирований» не бывает и что от бойкота как от политического орудия нужно отказаться.
После длительных переговоров в ночь с 4 на 5 марта знаменитый пакт Ирвина – Ганди был заключен. Во всех формах прекращалась кампания гражданского неповиновения. Индийский национальный конгресс был снова легитимен и должен был быть представлен на будущих сессиях конференции круглого стола, причем с четким принятием за основу договоренностей о создании Всеиндийской Федерации. Если же ИНК нарушал эти правила, правительство оставляло за собой право действовать в рамках сохранения законности и порядка. Получили свободу заключенные, арестованные за ненасильственные действия. К осужденным за насилие Ирвин был беспощаден.
Уже после подписания пакта следующим утром Ганди явился к нему с просьбой помиловать арестованного по имени Бхегет Сингх, который был осужден на смертную казнь за террористическую деятельность. Ганди уходил на встречу Индийского национального конгресса и хотел порадовать свою партию хорошими новостями. «Если молодой человек будет повешен, сказал г-н Ганди, была вероятность, что он станет национальным мучеником, и общей атмосфере это серьезно нанесет ущерб. Я сказал ему, что, в то время как вполне оценил его чувства, я не обеспокоен достоинствами или недостатками смертной казни, так как моя единственная обязанность состояла в том, чтобы закон работал так, как я понимал его. Основываясь на этом, я не мог найти никого, кто более заслуживал бы смертной казни, чем Бхегет Сингх. Кроме того, просьба г-на Ганди была сделана в неудачный момент, так как предыдущим вечером я получил прошение об отсрочке его казни, но отклонил его, и соответственно, он должен быть повешен в субботу утром (а день нашего разговора был, если я правильно помню, четверг). <…> Г-н Ганди подумал мгновение и затем сказал: “Ваше Превосходительство будет возражать, если я скажу им, что умолял о жизни этого молодого человека?” Я сказал, что не буду»
267.
Договор с вице-королем чрезвычайно не понравился и Джавахарлалу Неру. Ганди подавленно рассказывал Ирвину спустя несколько часов после заключения их пакта, что Неру «был недоволен им и думал, что (г-н Ганди) невольно продал Индию. Я призвал его не расстраиваться из-за этого, поскольку я не сомневался, что, вероятно, очень скоро получу сведения из Англии, в которых будет сказано, что, по мнению Черчилля, я продал Великобританию»
268. Мнение Черчилля, действительно, не заставило себя ждать. Многие консерваторы вместе с ним оставались недовольны вице-королем, не оценив всей проделанной Ирвином работы. Остин Чемберлен писал: «Относительно общей ситуации я чувствую себя таким мрачным, как только ты можешь представить. Насколько я могу заключить, С. Б. полностью противится результату переговоров Ирвина – Ганди, но то, что он чувствует, является личным триумфом, он вернулся к своей ранней идее привести партию к победе на следующих выборах»
269.
