– Кажется, приехали. Пойдем.
– К-куда?
– Ко мне. У меня красивей номер.
Это было неважно. Она бы пошла за ним куда угодно. Вот только…
– Сначала мне нужно освежиться, – прошептала Катя. На секунду отвела взгляд, но когда вновь посмотрела на Диму, в нем не было ни капли смущения. Лишь жажда и искорки смеха.
– Я в этом с удовольствием тебе помогу. Тебе-то, наверное, уже тяжело наклоняться?
– Да нет. Пока нормально. – Катя пробежалась языком по губам. – Но уже скоро я стану совсем огромной.
– Не станешь. У тебя конституция другая, – отрезал Тушнов, пожирая ее голодным взглядом.
Как они очутились в лифте? Катя не представляла. Ее грудь вздымалась все чаще. Тушнов, не в силах на это смотреть и бездействовать, закрыл глаза, сцепил зубы, а после со стоном прислонился лбом к прохладной стенке кабины. Между ними происходило форменное безумие. Она бы ни за что не поверила, что такое возможно между двумя взрослыми состоявшимися людьми, если бы не испытала на себе эти чувства. Если бы своими глазами не видела, как Дима пытается обуздать дыхание, а то один черт сбивается, отчего крылья его породистого носа трепещут. И ходуном ходит грудь…
– Мы приехали, Дим.
– Пойдем.
Он сгреб ее руку и потащил вглубь коридора. Чертыхаясь, нащупал ключ-карту, вошел в номер первый, вставил ту в слот и застыл спиной к Кате. Лишь голову повернул в полупрофиль. Будто давая себе время обуздать чувства… Чтобы не накинуться на нее с порога. Дикость.
Катя сняла с плеч мятного цвета пиджачок, надетый поверх свободного сарафана. Услышав шелест одежды, Тушнов еще чуть сдвинулся. Но снова застыл, так до конца и не развернувшись.
– Я могу тебе совсем не понравиться.
Катя кокетничала. Как истинная женщина, она очень остро чувствовала, что нравится ему на все сто. И пользовалась этим внаглую. Например, сейчас. Желая, чтобы он поскорее приступил к делу.
– Если честно, я бы предпочел, чтобы ты нравилась мне чуть поменьше, – хрипло заметил Тушнов, наконец, поворачиваясь к ней всем телом. Залипая на плавных движениях ее рук, которыми она скользила вдоль тела, помогая себе раздеться. Поддела тонкие бретели легкого платьица. Извиваясь всем телом, стащила то с живота. Оставаясь лишь в лифчике-паутинке и насквозь мокрых трусиках.
Дима в очередной раз зажмурился. Сделал к ней шаг. Обнял, соскальзывая одной рукой на живот, а другой – обхватывая Катин затылок. Его немного потряхивало от чувств. И это был едва ли не самый прекрасный, самый трогательный момент в ее жизни. Катя встала на носочки. Поцеловала ямку на его шее, принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Со штанами он разделался сам. Раздевая друг друга и целуясь, как безумные, они добрались до ванной. Катя зашла в душ первой. Дима – за ней. Наклонился, зажав ее между прохладной обшитой мрамором стенкой и собственным обжигающе-горячим телом. Сбивая с толку контрастом. Поймал острый сосок губами, очертил пальцами контур живота, спустился с холма в долину, не решаясь двинуться дальше, слушая ее сиплые задушенные стоны. А когда от нахлынувших эмоций их обоих стало потряхивать, врубил воду. Он не ожидал, что та будет настолько холодной, хоть и преследовал цель остыть. Катя взвизгнула. Дима захохотал. Покрутил краны, чтобы сделать воду теплее, и стал собирать губами капли с ее прекрасного раскрасневшегося лица. А когда понял, что вновь заводится, отступил. Не сводя с Кати взгляда, налил на руки гель для душа и принялся осторожно ее намыливать. Это было невообразимо чувственно, сладко и возбуждающе. И абсолютно недостаточно!
– Думаю, я уже чистая. Пойдем! – велела она тоном, не терпящим возражений. А Дима и не возражал, понимая, что игры в скользком душе могут быть небезопасны. Кое-как они вытерлись и перекочевали в спальню. Катя медленно опустилась на кровать и, вскинув подбородок, так же неторопливо развела ноги. Приглашая.
– Кто-то очень нетерпелив, – улыбнулся Дима, осторожно касаясь разбухшего клитора большим пальцем.
– Это плохо? – тяжело дыша, уточнила Катя. – У меня никого не было…
– После меня? Я так и подумал. – Тушнов пододвинулся ближе. Взял ее руку и заставил обхватить собственную напряженную плоть. – У меня тоже никого не было. После тебя. И не будет…
Катя всхлипнула. С силой сжала ладонь. Это не было признанием в любви, но его слова означали так много!
– Дима…
– Сейчас, торопыга… Дай-ка я кое-что сделаю.
Под пьяным расфокусированным взглядом Кати Тушнов осторожно раскрыл ее пальцами. Слизал сок. Перекатил на языке тугой, налитый желанием бугорок. Катя вскрикнула, забилась. И одновременно с этим малыш в ее животе шевельнулся. Дима настороженно замер.
– Дима, пожалуйста…
– Ты уверена, что мы ему не навредим?
– Нет. Я хочу тебя. Господи, я так сильно тебя хочу…
Тушнов подтянулся выше. Приставил головку к пышущему жаром входу. Катя обхватила его ногами, скрестив те в щиколотках на его пояснице. И больше ни секунды не сомневаясь, он медленно насадил Катю на себя. Он все еще боялся. Поэтому даже на самом пике страсти каким-то чудом удерживал себя. От слишком грубых толчков. И от этого их любовь была такой нежной… Такой невозможно нежной… Катя закричала, достигнув пика, конвульсивно сжала его в себе. Отправляя за черту. Выжимая все соки. Дима захрипел, вбивая ее в матрас настойчивыми движениями бедер. Запрокинул к потолку голову. Ему тоже хотелось стонать, зверем выть, ругаться. Но он лишь с хрипом гонял туда-сюда воздух. И снова в нее толкался. В ужасе от того, что понял. Буквально только что… Нет, он, конечно, и раньше догадывался, что влюблен. Но только теперь до конца осознал, как сокрушительно это чувство. Что он готов прогнуться. Забыть обо всех своих принципах. Чтобы только быть с ней. Потому что без нее он ведь и не жил вовсе. Так, суетился… Непонятно даже, зачем.
– Эй, все в порядке? – их сексуальный марафон вконец ее измотал. Но она все равно слабо улыбалась, прижимаясь ладошкой к его щеке.
– Нет, – прохрипел Дима. – Я… Черт. Ни черта не в порядке.
Он выскользнул из нее, оставляя на бедре белесый след. Никому из них даже в голову не пришло предохраняться.
– Что случилось? Я сделала что-то не так?
– Господи, нет! Дело не в этом.
– А в чем? Ты жалеешь о том, что случилось?
Наверное, ему следовало жалеть. Проблема в том, что он не испытывал жалости. Лишь счастье. На которое не имел права. Или…
– Ты должна кое-что знать. Обо мне. Кое-что важное.
– Это как-то связано с тем, что ты не хочешь длительных отношений?
– Скорее, не могу себе их позволить. – Дима сел. – По крайней мере, я так думал до недавнего времени.
– И что же с тех пор изменилось?
– Я встретил тебя. – Дима обернулся. – Ты заставила меня усомниться в том, что я поступаю правильно.
