– Ну, смотри. Как знаешь. Это необязательно терпеть.
Может, конечно, так оно и было. Но почему-то Родион свято верил, что любая боль конечна, и старался выбрать ее до конца. Как можно быстрее выбрать, чтобы вернуться к своей прежней жизни. Вот где ему уж точно было чем заняться. Например, делами компании, которые в его отсутствие шли ни шатко ни валко, сыном, по которому он безумно скучал. И Дариной… Может быть. Если она ждала. Мурадов то и дело возвращался к ней в мыслях, хотя и запретил себе вспоминать, свято веря, что вся его энергия сейчас должна быть направлена на восстановление. Рядом с Дариной же… Он терял ясность мышления. Его захлестывали эмоции. Злость, отчаяние. Но, что самое худшее и разрушительное – сомнения. А что, если ничего не выйдет? Что, если он так и останется прикованным к коляске инвалидом? Что, если все его планы на будущее так и останутся нереализованными?
Черт возьми, если так разобраться, до того, как с ним случилось несчастье, он вообще не осознавал, что эти самые планы так или иначе связаны с его девочкой! Да просто вся жизнь. Он просто жил. Радуясь тому, как все удачно сложилось. Что она ему в рот глядит, и навстречу бежит, когда он с работы заебанный по самое не хочу приходит. А теперь хотелось бы, конечно, думать, что все еще будет. Но если со всеми физиологическими потребностями более-менее как-то все устаканилось, то в интимном плане – ни хрена! Ну, не стоял у него. И все тут. Мурадов пришел к выводу, что для мужчины гораздо легче было бы смириться с параличом, если бы при нем сохранялась половая функция. В смысле, когда боль отпускала. А когда она возвращалась вновь, тут уж совершенно не до этих глупостей становилось. Иной раз казалось, не выдержит. Сдохнет в муках. Боль была настолько изматывающей, что даже смерть виделась не таким уж плохим исходом. И если бы Родион умел проигрывать, он бы, может, и сдался. А так боролся, как мог. Какими угодно способами.
Грех было при такой поддержке сплоховать. Он оценил. И преданность Теней, которые оставались с ним, пожалуй, дольше, чем следовало, звонки с поддержкой от тех немногих, кто был в курсе ситуации. От Бэллы… Все же она была удивительно тонким психологом. Пожалуй, именно она лучше всех других чувствовала, что ему сказать и как. Например, она предпочла вообще не касаться в их разговорах вопросов его здоровья. Вместо этого Бэлла много шутила, рассказывала смешные истории о своих девочках, жаловалась на погоду, клялась, что уж в следующем году точно отойдет от дел и поселится на каких-нибудь тропических островах. Иногда они обсуждали страны, в которых им довелось побывать, иногда политику. Ну, как обсуждали? Вообще Родион предпочитал слушать. Поверхностно и невнимательно, глотая больше сами интонации, чем смысл. Те успокаивали боль. Или ему так казалось. В общем, когда Бэлла обмолвилась о Дарине, в смысл сказанного Мурадов вник как-то не сразу. А когда это случилось… Он резко, так что прострелило больную спину, сел на кровати и рявкнул:
– Что ты сказала?
– Говорю, трусики со стразами-то мы нашли, а вот с лифчиком пришлось пово…
– Какие, на хрен, трусики?! Что Дарина делает в твоем офисе?
– Как что? Работает. Ты в своем уме? Знаешь, какие у девочки траты на…
– Я тебя убью… – прошипел Родион. – Я тебя убью, слышишь?! Не смей ее… Никому… Не то я твой бизнес… – Он, сколько ни старался, не мог сформулировать четко свою угрозу. У него внутри что-то взрывалось, рушилось, прокатывалось по телу волнами раскаленной лавы. Ломало осколками кости. Где только-только срослось. Родион хотел спустить ноги с койки – ни черта не вышло. Те, как назло, не слушались. Может, Сана была права, и он перестарался с нагрузкой?! – Я сейчас прилечу! Слышишь? И если ты ее… Если ты её…
– Послушай, Родь… Что-то связь вообще ни к черту. Я тебя через слово слышу. Давай, наверное, прощаться.
И все. Разговор оборвался. Мурадов выматерился. Одной рукой набирая Бэллу снова и снова, а другой с яростью тыча в кнопку вызова медсестры.
Уже через два часа он сидел в VIP-зале аэропорта, сжимая в руках билет на самолет. Рядом переминался с ноги на ногу злой, как черт, Иса. Ну, еще бы. Своим спешным отъездом Родион нарушил все планы Саны относительно своей реабилитации. А впрочем, плевать. У него в ушах набатом стучало: «Как что? Работает. Ты в своем уме? Знаешь, какие у девочки траты на…» На что? На что, мать его?! Неужели ее отец опять куда-то встрял? Так какого черта она ему не позвонила?
Убьет! Кого убьет, Мурадов пока не знал, но в том, что кто-то пострадает, уже не сомневался. Лютая… черная, вязкая, как болотная жижа, ревность клокотала внутри. И он захлебывался ей, он ей давился. Он никак не мог взять в толк, как она могла?! После всех этих гребаных «люблю», в которые он не то чтобы даже поверил… Хотя кого он, мать его так, обманывает? Поверил. В том-то и соль. В которые он, су-у-у-ка, поверил.
Четыре с половиной часа в самолете оказались слишком большим испытанием для его спины. От дергающей изматывающей боли мутнел рассудок. И по-хорошему, ему бы нужно было ехать домой. А он… Он помчался прямиком к Бэлле. Благо водитель успел найти специально переоборудованный под нужды инвалида микроавтобус. Появление на своих вышло бы, конечно, гораздо более эпичным, да только он так перенапрягся, что даже встать не мог, не то чтобы сделать шаг.
– Может, я все же с вами? – замялся водитель у двери номера.
Мурадов медленно выдохнул, дернул головой, мол, нет.
– Я позвоню, когда ты мне понадобишься.
– Ну, ладно.
Короткий стук в дверь.
– Родик?! Ты как здесь очутился? – удивилась Бэлла притворно.
– Где она? – процедил Мурадов. До боли вцепившись пальцами в подлокотники. Хотя, признаться, вцепиться ему хотелось в бабью глотку. Зубами.
– Кто? – моргнула Бэлла.
– Дарина.
– В гостиной. Трудится в поте лица.
Мурадов сделал глубокий вдох. Хотя… Нет. Никакие дыхательные упражнения ему не помогали! И не могли помочь. Он задыхался. Непослушными пальцами нажал на кнопку, моторчик коляски зажужжал. И этот звук как-то так срезонировал с тем, что издавали его натянутые до предела нервы, что у Родиона зубы свело.
Дарина лежала на диване в гостиной. На животе, перед раскрытым ноутбуком. Мурадов тряхнул головой, обвел комнату бешеным взглядом, но по всему выходило, что в комнате они одни.
– Бэлла, тут звонит Катя Зайка… Ругается, что не соглашалась на бутерброд. Мне уточнить её меню? – уточнила эта дурочка, задумчиво постукивая по губам карандашом.
Мурадов вдохнул чуть глубже. Все-таки смог. А Бэлла за спиной в голос заржала.
– Нет, милая, боюсь, речь идет о другом бутерброде.
– Я не понима… – осеклась, комично открыла рот, наконец, его увидев. Медленно села. – П-привет. А т-ты что здесь делаешь? – сглотнула шумно.
– Я хочу задать тебе тот же вопрос!
– Я же тебе сказала, Родь. Девочка работает, – вмешалась Бэлла.
